В связи с этим при обсуждении Советом по кодификации на заседании 27 июня 2011 г. представленного Минэкономразвития России законопроекта о хозяйственных партнерствах было отмечено, что возможность полного вывода управления хозяйственным партнерством за его пределы путем отстранения партнеров от управления им и сосредоточения этого управления в руках третьих лиц, не несущих никаких обязанностей ни перед партнерами, ни перед партнерством, заставляет поставить вопрос: в чем состоит реальная цель введения в отечественный правопорядок такой фиктивной корпорации, к тому же при отсутствии в законопроекте норм о крупных сделках и сделках с заинтересованностью, правил об аффилированных лицах, об ответственности органов юридического лица за вред, причиненный ими юридическому лицу, и т. п.?[128]

Тем не менее отечественный законодатель в очередной раз не внял этим предостережениям, и законопроект о хозяйственных партнерствах был быстро принят и введен в действие. К счастью, в отечественном имущественном обороте эта весьма своеобразная форма коммерческих корпораций не получила сколько-нибудь серьезного распространения. В течение пяти лет с момента упоминания в российском законодательстве хозяйственных партнерств было зарегистрировано не более двух десятков таких корпораций, причем ни одна из них не занимается «венчурным финансированием» или осуществлением «инноваций». Таким образом, сама жизнь отвергла эту искусственно созданную конструкцию (именно поэтому действующий ГК РФ лишь упоминает о «хозяйственном партнерстве» в п. 2 ст. 50, но не содержит ни одной специально посвященной ему статьи).

Подобно этому, в п. 7 ст. 66 новой редакции ГК РФ содержится упоминание о «специализированных финансовых обществах» и о «специализированных обществах проектного финансирования». Столь необычное законодательное решение позволило формально соблюсти предусмотренный п. 2 ст. 48 ГК РФ принцип «закрытого перечня» (numerus clausus) видов юридических лиц. Действующий ГК РФ ни в одной из своих норм не раскрывает каких-либо особенностей их правового статуса, поскольку речь идет о весьма небесспорной юридической конструкции, во всяком случае не менее сомнительной, чем не оправдавшее себя в предпринимательской практике «хозяйственное партнерство». Не настаивало на этом и инициировавшее данное законодательное изменение Минэкономразвития России, отнюдь не уверенное в успешности внесения положений об этой новой организационно-правовой формы в гражданское законодательство и потому удовлетворившееся ее закреплением в новой редакции Закона о рынке ценных бумаг (что к тому же позволило не обсуждать эту важную новеллу с Советом по кодификации, который неизбежно принял бы по ней резко отрицательное решение).

В соответствии с новой гл. 3.1 разд. II Закона о рынке ценных бумаг «специализированные общества» стали лишь новыми разновидностями традиционных хозяйственных обществ, хотя в действительности они являются совершенно новым видом коммерческих корпораций. Это легко видеть на примере того, что в таких «объединениях капиталов» не создаются никакие коллегиальные органы, а действует лишь единоличный орган, который вправе передать все свои полномочия управляющей компании; в них не предусмотрено проведение общих собраний участников; «специализированным финансовым обществам» вообще запрещено объявлять и выплачивать участникам какие-либо дивиденды (!) и даже создавать штат работников и заключать с ними трудовые договоры.

Объяснение этим странным на первый взгляд юридическим конструкциям в действительности довольно простое и давно ставшее привычным для нашего Минэкономразвития: как правило, оно (во всяком случае, в сфере корпоративных отношений) «ничтоже сумняшеся» заимствует соответствующие англо-американские институты, в меру своего разумения приспосабливая их к отечественным (континентально-правовым) условиям, что представляется ему вполне естественным и разумным. В данном случае речь идет об очередном заимствовании, на этот раз конструкции американских