Иное дело, что для материального обеспечения своей деятельности органы публичной власти нуждаются в определенном имуществе, для приобретения которого (т. е. для участия в имущественном обороте) необходима гражданская правосубъектность. В отечественном праве для этого с советских времен используется наделение правами юридического лица (чаще всего в организационно-правовой форме учреждения) одного из структурных подразделений органа государственной или муниципальной власти (управления делами, финансово-хозяйственного отдела и т. п.[115]). Исходя из этого законодатель вполне обоснованно отверг предложение о введении в гражданское законодательство категории «юридические лица публичного права». С позиций общепринятого в современном праве понимания этой категории ее использование могло бы привести лишь к нежелательному увеличению числа случаев субсидиарной ответственности публично-правовых образований по долгам своих организаций, а с позиций систематизации субъектов публичного права (которыми являются отнюдь не только физические и юридические лица) оно имело бы сугубо теоретическое (схоластическое) значение.
В действующей редакции ГК РФ появилось семь новых видов некоммерческих корпораций (общественные движения, товарищества собственников недвижимости, казачьи общества, общины малочисленных народов, адвокатские палаты и адвокатские образования, нотариальные палаты) и два новых вида унитарных некоммерческих организаций (публично-правовые компании и госкорпорации, включая единственную госкомпанию), а также два новых вида коммерческих корпораций (крестьянские (фермерские) хозяйства и хозяйственные партнерства)[116], т. е. в общей сложности 11 новых видов юридических лиц. Анализ их гражданско-правового статуса показывает, что все они (за исключением товариществ собственников недвижимости) в основном являются результатом произвольного усмотрения отечественного законодателя, находившегося в этих случаях под влиянием различных случайных обстоятельств и не опиравшегося на какие-либо объективные основания.
Наиболее отчетливо такой субъективный подход проявился в закреплении статуса некоммерческих корпораций. Как было отмечено в Концепции развития законодательства о юридических лицах и в общей Концепции развития гражданского законодательства РФ, «количество организационно-правовых форм некоммерческих организаций в действующем законодательстве явно избыточно», а посвященное им законодательство «изобилует пробелами, повторами и противоречиями»[117]. В связи с этим как указанные концепции, так и разработанный на их основе первоначальный проект новой редакции гл. 4 ГК РФ предусматривали, во-первых, резкое сокращение количества организационно-правовых форм некоммерческих организаций (ориентировочно с 30 до 10); во-вторых, прямое законодательное закрепление теоретически общепризнанного принципа numerus clausus, призванного установить границы законотворческих фантазий. Но если последнее из указанных положений удалось прямо закрепить в п. 2 ст. 48 новой редакции ГК РФ, то первое из них удалось «провести» лишь частично: вместо предполагавшегося ограничения количества разновидностей всех (корпоративных и унитарных) некоммерческих организаций примерно восемью формами в окончательном виде действующий ГК РФ закрепляет 16 их видов. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что ряд из новых форм НКО был включен в Кодекс уже после принятия новой редакции гл. 4, причем некоторые из них – спустя два года и даже более после этого события (адвокатские палаты и адвокатские образования, нотариальные палаты). Это свидетельствует как минимум о случайном характере законодательных решений, определивших их особый гражданско-правовой статус.