Подавленные, лимоны молчали.

– Лайки ставишь? – сказал Н. Ностальжи, вертящей в мониторе своем ленту.

– Ставлю, – с вызовом отвечала она.

– И ведь ни разу ни в одном посте даже не кликнула на кнопку «Еще».

– Не твое дело.

– «В наши же времена, посещая знатных господ, учения целию своею никто не имеет, но снискание их благоприятства», – процитировал Н.

Ностальжи только передернула плечами, как затвором, и не отвечала ничего.

– Батюшка, а праведники же в Царство Небесное попадут? – ни с того ни с сего спросил Н.

– Ну да. А грешники – в ад.

– Ага… А поэты?

– Ну… они попадут в лонг-лист премии «Бронзовая лира России».

Некоторое время они шли задумавшись; сопровождавшая их в прогулке собака Собака нюхала пометы на углах и напрягала ум, пытаясь вспомнить название мультфильма «Все псы попадают в рай», но так и не вспомнила, потому что мультфильмов отродясь не смотрела.

День Рождества Иоанна Предтечи выдался жаркий. Батюшка вышел после отпуста и давания народу креста в церковный двор и переводил дух в тени, задрав при этом голову вверх и мечтательно глядя на колокольню.

– С праздником, отче! – сказал, подошед, Н., потом проследил, куда батюшка смотрит, и, уловив ход его мыслей, спросил: – День Иван Купала, обливай кого попало?

– Угу! – промычал батюшка и сказал, при том какие-то светы промелькнули в глазах его: – А прикинь, в детстве бы – какие бы возможности!..

– А то! – согласился Н.

Батюшка вздохнул, оторвал наконец взор от колокольни, промелькнувшие было светы угасли, и он, степенно перекрестившись, зашел обратно в храм, служить благодарственный молебен.

– Ты в компе ничего не нажимала у меня? – крикнул Н. в сторону кухни.

Ностальжи, заскочившая к старому другу, однокласснику и сотаиннику на минутку, задержалась, чтоб сварить анахорету хотя бы магазинских пельменей, ибо совсем дошел.

– Нет! – крикнула она в комнату. – А что там?

– Да гугл-переводчик сегодня странный какой-то…

– А чего он?

– Да вот ввел в него старинный наш диссидентский стишок.

– И что?

– По-китайски выдает:

На 23 февраля Ностальжи вручила Н. подарок.

– Что это? – спросил Н.

– Разверни и увидишь! – сказала Ностальжи.

Н. развернул золотистую, всю в сердечках и танках, упаковочную бумагу, раскрыл оказавшуюся внутри бумаги коробку, а из коробки вытащил оказавшийся внутри предмет.

– Что это?! – в некотором ужасе снова спросил Н.

– Мамма мия, – скорчила гримасу Ностальжи. – Это машинка для стрижки волос в носу.

– «Жизненные силы мужчины, происходя нечувствительно в сторону старости, качеству-ют в нем по-прежнему, но теперь уже иным, невероятным образом; так волосы, покидая голову его, обильно всходят в ноздрях», – со вкусом процитировал Костя Иночкин. Свой подарок он уже получил.

– Ну включи, включи! Что ты смотришь на нее, как я не знаю! Как Миклухо-Маклай на бусы!

Н. нажал оранжевую кнопочку; машинка жужжала негромко и торжественно, как священный скарабей.

– Вообще-то, на бусы смотрел не Миклухо-Маклай. Он их дарил. А смотрели папуасы, – буркнул он, выключив машинку.

– Вообще-то, Миклухо-Маклай, даря бусы, тоже смотрел на них, – резонно заметил Костя.

И все, пришед на этом к согласию, поспешили за стол.

– Батюшка, мне тут сон приснился… Как думаете? – осторожно сказал Н. и покосился на батюшку – не фыркнет ли.

Но тот ничего, макал в чай сушку, думал о чем-то своем, но слушал внимательно.

– Какой сон?

– Как будто я Каин. И как будто хожу ночью по какому-то пустырю, и пытаюсь найти то место, где я строил жертвенник Господу, и не могу найти, там все заросло, и плачу, и пою при этом песню: