О литературных же премиях он давным-давно взял за правило не писать нигде ничего.
Н. раскрыл книжку «Поэты „Латинской Антологии“» и сказал Косте Иночкину:
– Послушай, какой класс!
И прочел стихотворение неизвестного автора «Оправдание скромных стихов»:
– Законно! Наш человек! – подтвердил Костя, что в исполнении атеиста означало примерно «аминь». Расставив на столе с десяток пустых бутылок из набора несданных, он легонько стукнул по одной из них вилкой. «Отвяннь!» – звякнула бутылка. Тогда он стукнул по другой, и та ответила: «Отзыннь!» И так Костя стучал по ним – «Отвяннь-отзыннь-отзыннь-отвяннь», подбирая мелодию гимна невоинствующих эскапистов.
И тут появляется кот.
Все более-менее близко знающие Н. и следящие за его трудами и днями, когда разговор заходил о домашних питомцах, выслушивали доводы Н. про то, что у них во дворе и так живет уже одна собака Собака и подвергается со стороны жильцов спорадическому уходу и кормлению, и только ухмылялись про себя, что, мол, погоди, куда ты еще денешься с подводной-то лодки; и однажды Н. таки не делся.
Началось, конечно, с Ностальжи. Она позвонила и сказала:
– Срочно приезжай! У нас чепэ.
Потратив полупоследние деньги на такси, встревоженный Н. прибыл.
– Что за чепэ?
– Вот! – указала Ностальжи в центр комнаты.
В центре комнаты в кресле, занимая всю его полезную площадь, важно сидел огромный, упитанный, серый, полосатый, изрядно волосистый кот с усами. Глаза кот имел желтые, малахитового в глубине свечения. Сидел он с таким видом, словно естественным образом родился и возрос из этого кресла в одном и том же сидячем положении. Рядом с креслом стояла Ляля, в руке у Ляли имелась одноногая голая Барби с полуплешивой головой; держась на расстоянии, Ляля осторожно тыкала этим кота в область бока и дрожащим голоском приговаривала: «Котя, отсиди отсюда!.. Котя, отсиди отсюда!.. Котя, это мое кресло!..»
– Вот кот! – сказала Ностальжи. – Звать Кузьма Скоробогатый.
– Э-э… – промолвил Н. – А что, собственно…
– А ничего! Ты не видишь, у ребенка аллергия на кошачью шерсть?!
Кот зажмурил один глаз, выбросил вверх могучую ногу, как бы зигуя за мир, и стал вылизываться.
– Слышен звон бубенцов издалека!.. – пытаясь дурацки улыбаться, пропел Н. Ностальжи же не улыбалась, но еще более придвинулась и нависла над ним:
– Не смешно. Забирай его.
– Как забирай?! Но извини!.. Я же…
– Ты же, ты же. Я что, должна разорваться? А тебе будет полезно! Тебе давно пора нести ответственность хоть за кого-то! Ты же живешь как я не знаю!..
– О горе! Мы шарам котящимся подобны! – громко, чтоб не дать Ностальжи развить тему про то, чего она там не знает, воскликнул Н., присел над креслом, обеими руками ухватил кота, с кряхтеньем поднял его, применив при этом прием становой тяги, и уместил на плечо, головой за спину, а хвостом вперед. Кот не возражал.