Я осторожно поправляла его короткие волосы и стирала со лба кровь, сквозь шум ветра шепча на ухо что-то ободряющее. Мой голос казался спокойным и ласковым, хотя на самом деле я отчаянно пыталась не падать духом и не забывать, что ночь не вечна.

Во сне и наяву мне оставалось только одно – верить в него. Я мечтала о том, чтобы он поскорее к нам вернулся. Некоторые люди отделывались одними царапинами, упав с высоты девятиэтажного дома. Другие выживали после удара молнии. Если случались подобные чудеса, у Егора тоже был шанс.

«Даже когда нельзя надеяться, всегда есть какая-то надежда, вопреки любой безнадежности, даже самое невозможное иногда может оказаться возможным», – говорил известный австрийский психолог Виктор Франкл.

Когда-то мне в руки попала его книга[25], в которой он рассказал о том, как прошел через концентрационный лагерь в годы Второй мировой войны. Его жена и родители погибли в таких же лагерях, в то время как сам он выжил и помог спастись другим заключенным. Книга Франкла настолько меня поразила, что я захотела тоже стать психологом. Цитаты из его книг, которые я помнила наизусть, сейчас придавали мне сил.

Я толкнула тяжелую дверь университета и вошла в холл. Студенты смеялись, спеша на занятия. Жизнь шла своим чередом. Все выглядело так же, как и в пятницу. Почти так же. Но одного человека здесь не было. От воспоминаний о нем сердце кольнуло, и я сняла очки, чтобы вытереть снова подступившие слезы.

Неожиданно в кармане куртки завибрировал телефон. Я вытащила его, зашла в мессенджер и обнаружила сообщение. От Ники.

«При) Я тут заболела, сегодня не жди. Постараюсь прийти в форму», – писала она.

«Привет, выздоравливай скорее!» – набрала я, стараясь не порезаться о разбитый экран.

Ответ пришел незамедлительно.

«Спс) Ты же поделишься со мной конспектами?»

«Конечно».

«Ты лучшая!)»

Что ж… Оказывается, у Ники выходные тоже прошли плохо.

Я спрятала телефон обратно в карман и побрела к лестнице. Сейчас я точно знала, куда идти, хотя еще не успела выучить расположение аудиторий. Первой парой стояла «Общая психология», которую вел Владимир Сергеевич Коновалов, тот самый грозный мужчина, на лекцию которого мы с Никой опоздали в пятницу. Лучше больше его не злить.

На третьем этаже меня окликнул высокий голос:

– О, Астафьева!

Я обернулась и обнаружила у себя за спиной рыжую девушку с россыпью веснушек на щеках. Марьяна, еще одна одногруппница. В первый день учебы ее единогласно выбрали старостой группы, потому что других желающих занять эту должность не нашлось.

– Привет, – пробормотала я себе под нос.

Кажется, от Марьяны не укрылся мой апатичный тон. Она поправила большие круглые очки, оглядывая меня сверху вниз.

– Выглядишь как вампир, – покачала головой одногруппница.

Сегодня я натянула первую попавшуюся футболку и джинсы и поспешила на учебу, забыв накраситься. Теперь же пришлось столкнуться с последствиями такой опрометчивости – красные глаза и безжизненный цвет лица оказались заметны окружающим.

– Что-то случилось? – спросила Марьяна участливо.

– Нет. Просто не выспалась, – махнула я рукой.

Обсуждать причины моего состояния хотелось меньше всего, особенно со старостой. Я долго привыкала к новым людям и не могла открыться так легко.

– Нам же в 316 аудиторию? – спросила я, хотя прекрасно знала ответ. Просто решила перевести тему и отвлечь Марьяну.

– Да, давай поторопимся, – сказала она, ускоряя шаг. – Я слышала от старшекурсников, что Коновалов никому не ставит автоматов, представляешь? А если чем-то ему не понравишься, и вовсе отправишься на пересдачу.

– Вот как! – Я поспешила за старостой по коридору.