Ещё хуже тем кораллам, что не прикрыты рифом. Они гибнут практически все. В семидесятых годах мне довелось побывать на одном из южных островов Сейшельского архипелага – Коэтиви. Этот остров по словам Кусто, посетившего его незадолго до нас, настоящее царство груперов, морских окуней. Но уже Кусто отмечал, что на Коэтиви мало кораллов, однако то, что увидели мы, разочаровало совершенно.

Сам остров, это – коралловый песок, намытый на риф. На нём расположена плантация выращиваемых для изготовления копры кокосовых пальм. По берегу он окаймлён зарослями казуарин, и прекрасен, как и все тропические острова. Но его подводная часть в те поры представляла удручающее зрелище – сплошная чернота мёртвого примыкающего рифа и безжизненность водного пространства над ним. Где груперы? Ни одного! С гибелью кораллов отсюда уплыли, расползлись, разбежались и его обитатели; те, кто смог, а кто не смог – погиб вместе с ним.

Обломки живых кораллов, да и отмершие, разрушаются прибоем, что-то выбрасывается на берег, истирается в песок, что-то служит основанием для поселения юных полипов и многочисленных видов прикреплённых животных, какая-то часть вымывается через каньоны на внешнюю сторону рифа и разносится течением вдоль берега или даже забрасывается на риф. Определённая доля кальция при истирании растворяется в морской воде и вновь поступает в оборот, новые поколения моллюсков, иглокожих, тех же полипов и других животных снова извлекают из воды углекислый кальций, являющийся основным строительным материалом их скелета.

В перечисленных выше абиотических процессах, происходящих на рифе, интересней всего проследить за судьбой части обломков живых кораллов.

Собирая коллекцию в музей института, я ещё в первой экспедиции обратил внимание, что некоторые участки мадрепоровых кораллов выглядят чужеродно и растут так, словно их кто-то неудачно и кое-как приклеил. При всеобщем стремлении всех веток расти под разными углами целенаправленно вверх, эти средней своей частью были монолитно прикреплены таким образом, что одна их половина росла вниз, а другая – вверх.

Сперва я считал это неким уродством, которое часто встречается в животном мире, но потом, во время работы в Йемене, провёл опыт. Отломал ветку у «оленьих рогов» и закрепил её на другом коралле – сделал привой, что совершенно нетрудно, так как благодаря своей шершавости они мёртво скрепляются друг с другом. Через некоторое время обнаружилось, что мой «привой» отлично прижился и тронулся в рост. Хоть и немного, но за год он не только прирос новыми ответвлениями, но и старые начали загибаться, как и положено.

Останки мёртвых кораллов покрыты сплошным ковром буро-зелёных кустиков водорослей. Кое-где в укромных местах, приоткрыв к свету устья, среди коралловых глыб и самым настоящим образом вмуровавшись в них скрываются жемчужницы, устрицы петуший гребень, тридакны и трохусы. Массивные, спирально завитые раковины трохусов после обработки соляной кислотой – в результате чего удаляется невзрачный внешний толстый органический слой и обнажается тонкий внутренний, перламутровый – становятся прекрасными сувенирами южных морей.

Конечно, между обломками породы имеются пустоты в которых таятся и мелкие, и достаточно крупные животные, в особенности ночные, но проникнуть туда совершенно невозможно – всё тесно спаяно, слито отмершими и живыми известковыми водорослями, домиками червей полихет, гидроидами и другими организмами.

Ближе к внутренней части лагуны появляются отдельные кусты грибовидных кораллов, зеленеют макушки мозговиков, последние имеют здесь уплощённый вид и совершенно не встречаются почти правильные шары, обычные для рифов Красного моря, Сейшельских, Амирантских и других островов.