– Ты не имеешь права так говорить о нём, – бросила я, чувствуя, как голос дрожит от сдерживаемой обиды. – Ты не знаешь, какой он сейчас. Ты не видел его три года, и понятия не имеешь, как он изменился. Ты его даже выслушать не хотел, когда я зашла с подносом с блинчиками. Наверняка бы он тебе и про телефон рассказал, и про работу.

– И не хочу знать! – выкрикнул он, снова ударив ладонью по столу. – Мне плевать, изменился он или нет. Я знаю одно: он всегда был падок на женщин. Всегда. Ты думаешь, что он будет с тобой? Ты правда настолько наивна?

– Вообще даже в мыслях такого не предполагала, но не в этом же дело! К тебе впервые за столько лет после твой аварии пришёл друг в гости, а ты на него наорал и фактически выставил прочь. Ты в последнее время ведёшь себя неадекватно. Тебе надо общаться, надо разговаривать, надо делать упражнения, но по моим ощущениям, ты делаешь всё, чтобы не выздороветь! Твой эспандер я сегодня нашла в пыли на кухне.

– То, что я делаю со своей жизнью, тебя не касается. Ты моя дочь, а не наоборот, – Голос отца стал ниже, твёрже, и от этого его слова звучали ещё больнее. – А касательно Даниила я всё сказал: я не позволю тебе разрушить свою жизнь из-за него. У тебя здесь карьера.

– Отлично! – воскликнула я, с трудом сдерживая слёзы. – Тогда я сейчас же пойду заниматься работой.

Я резко развернулась и вышла из лоджии, хлопнув дверью так, что задребезжали стёкла. Злость, обида, отчаяние – всё смешалось в горькую, вязкую смесь, от которая душила меня. Отец смотрел на меня и видел ребёнка, видел ту девочку, которая должна была слушаться и молчать, принимать его решения за истину. Но я давно перестала быть маленькой. Я взрослый человек. И, как бы он ни старался, он не сможет контролировать мою жизнь.

А больше всего душила несправедливость. Всё, что я делала – каждый мой шаг, каждую минуту, каждую ночь – всё было ради него. Ради того, чтобы он смог жить, чтобы его сердце выдержало. Я работала в ночном клубе, крутила задницей перед мужиками, выслушивала сальные шуточки и терпела жгучую мышечную боль, возвращаясь домой под утро, только чтобы заплатить за долги, за лекарства, за его операции. И что я получала в ответ?

«У вашего отца слабое сердце, он может не пережить очередного стресса», – звучал голос доктора в голове. Эта фраза преследовала меня годами, словно приговор. Я знала, что не могу ему ничего рассказать. Не могла бы выдержать, если бы он узнал правду и это его убило. Но как долго я смогу ещё это выдерживать сама?

Горькие слёзы подступили к глазам и обожгли переносицу, но я не могла себе разрешить лечь на кровать и разреветься в подушку. Некогда было плакать. Я чувствовала себя на грани – с одной стороны, хотелось вырваться, жить свою жизнь, но с другой, я знала, что не могу оставить отца. Не могу из-за его здоровья, из-за того, кроме меня у него никого нет. Но при этом… я устала.

И всё-таки, разве он не мог хотя бы попробовать быть счастливым? Даниил приехал к нему, его друг, которого он не видел три года. И что? Вместо того чтобы принять это как шанс, отец тут же начал копаться в обидах, предъявлять претензии, как ребёнок, который дуется на давно забытые игрушки. Даниил мог бы его порадовать, напомнить ему о том, что жизнь – это не только боль и потери. Но он сразу воспринял его в штыки. Словно врага. Словно я – враг.

Я опустилась на край кровати, не зная, как справиться с этим ощущением. Оно было как стена – высокая, холодная, без единой трещины, через которую можно было бы пролезть. Я устала. Устала от того, что каждый мой шаг оценивается. Устала от того, что каждая моя эмоция подавляется. Я устала от роли идеальной дочери.