Луна выглядывает в этот самый момент из плотных темно-фиолетовых облаков, освещая его ужасное лицо.
Бледная кожа, напряженные скулы, сжатые в одну полоску губы говорят о ненависти, которую он удерживает внутри себя. Одно только самообладание и молчаливая истерика, которую я с легкостью читаю.
Герман смотрит на меня таким же изучающим твердым взглядом.
Между нами идет война.
И только мелодия на моем телефоне заставляет меня очнуться и понять, что я держу пистолет ровно на середине лба. Он снят с предохранителя, только одно нажатие на курок ― и парень мертвец.
Левая рука тянется к заднему карману, откуда достает телефон. Мои глаза мгновенно наполняются ужасом, когда я вижу "Папа". Стеша отчаянно что-то кричит мне, но замолкает, узнавая мелодию, которую я поставила только на звонок отца.
– Ответь. ― Произносит он леденящим голосом, не сводя с меня глаз. Он только и умеет, что говорить приказами, которые от страха тут же выполняются людьми. Будь он действительно правителем, то весь мир был бы охвачен огнем в течение только одних сутов.
У меня не остается выбора, и я отвечаю на звонок.
– Да, папа…
– Мия, надеюсь, я не разбудил тебя? ― привычным строгим голосом спрашивает он, и я узнаю в нем в сотый раз настоящего командира, независимо от того, с кем он говорит: с солдатом-новобранцем или родной дочерью.
– Нет, все в порядке, ― с ужасом отвечаю я, пытаясь хоть как-то унять дрожь, по которой он все может понять.
– Я только хотел сказать, что уже буду утром дома. Через два часа.
– О, мне приготовить твои любимые блинчики? ― закрыв глаза, я представляю себя в совершенно другой ситуации, где мне не грозит никакая опасность и где рядом нет его.
Отец сухо рассмеялся.
– Лучше тебя меня никто не знает. Даже Стешку не так люблю, как тебя… ― с иронией продолжает он.
– Пап, не стоит так говорить, ― вырывается резко от меня, отчего отец на другом конце трубке однозначно опешил. Он и без того редко проявлял нежность, говорил приятные слова и особенно то, что любит меня, а сейчас я прервала его в этом. Мне нужно срочно заканчивать звонок. Больше я не в силах держаться и воевать на два фронта. ― Знаешь, я очень хочу спать. Увидимся утром!
И тут же отключаю звонок. Невыносимо стыдно.
Я не видела того, как все это время он следил за мной, как его бровь изогнулась, и в глазах появился странный огонь от признания отца. Он следил внимательно за каждой дрожью внутри меня, за интонацией отца, слова которого глотал как сладостный ему яд.
– Немедленно отпустите мою сестру. ― Осипшим голосом обращаюсь к нему, самому страшному зверю.
– Да забирай! ― Нервы Майкла сдались и он отталкивает Стешу, которая тут же прячется за моей спиной.
Я не могу убрать пистолет от его лица. Мне хочется выстрелить и закончить все те взгляды, которыми он награждает меня почти каждый день.
– Хочешь выстрелить, да? ― Едкий голос заставляет вздрогнуть. Он ловит это движение, и улыбка, нет, ухмылка, расползается по его лицу.
– Мия, не надо… ― останавливает меня Стеша.
– Сейчас же уходи! ― Обращаюсь я к ней.
– О чем ты… Я не оставлю тебя здесь! ― Противится она, но я отталкиваю ее, чувствуя, что она немного пьяна.
– Сейчас же иди обратно к башне. Моя машина стоит там. ― Стеша все еще колеблется, не желая оставлять меня одну. ― Немедленно!
И она нехотя убегает, одаривая Майкла презрительным взглядом.
– Почему же ты с ней не убежала? ― Ровным голосом спрашивает Герман, пальцы которого тянутся к дулу пистолета. ― Занятная вещица, знаешь ли…
– Почему ты всегда смотришь на меня с ненавистью? Думаешь, я не замечаю этого в школе? Что я такого сделала тебе?! ― Слова вылетают прежде, чем я успеваю подумать о них. Все это происходит вот уже долгие месяцы, что определенно не нравится мне. Эти взгляды всегда напрягают, особенно, когда я стою в кругу своих друзей.