Наверно, у меня изменилось что-то в лице, потому что отец неожиданно смягчился. 
Подошел, взял из рук стакан, поставил на стол, потом поднял меня из кресла и, преодолевая сопротивление, обнял. 

- Я знаю, что мало времени уделял тебе, Алиша, - глухо проговорил он мне в макушку, - особенно после того, как мама… Но я много работал только для того, чтоб ты была счастлива, чтоб у тебя было все. 

- Но я несчастлива, папа, - прошептала я, - несчастлива, понимаешь? 

- Это временно. Просто ты еще маленькая и доверчивая. Не волнуйся, я все решу. Все будет хорошо. А парня этого заблокируй. И не встречайся с ним. Для его же безопасности. 

После этого он отпустил меня и вышел из комнаты. 
А я осталась сидеть, чувствуя даже не холод на сердце, нет… Ужас. Плотный и бесконечный. 
Я словно оказалась одна во всем мире. 
И даже Лешка мне не мог помочь. 
Особенно, после того, как я отрезала последний свой шанс на спасение, заблокировав контакт. 

9. 9. Алина

- Слушай, - развернувшись, спрашивает  меня Лешка тихо, словно и не грубил только что, - а почему ты все-таки меня тогда разблокировала? Ну, помнишь,  два месяца назад? Что на тебя нашло? 

- Да так… - я все еще изображаю кошечку, перекатываюсь по кровати, - просто проверить хотела… Приедешь ли… 

- Сучка, - усмехается он порочно. 

Вот только… В глубине глаз – боль и обида. Или мне кажется? Наверно, кажется. Не может у него ничего такого быть. 
Да и я бы не хотела, чтоб было. 

Лешка – моя отдушина, мой большой секрет. Даже от себя самой. Я скрываюсь, как могу, я переименовала его из «Нахального гада» в «Маникюр», я тщательно стираю все наши переписки и старательно отключаю геолокацию, когда встречаюсь с ним. 
Я делаю все, чтоб его не зацепило. 

Потому что за два месяца ситуация из ужасной превратилась в безвыходную. И страшную. 
Отец пропадает постоянно на работе, у него какие-то сложности там, у него всегда сложности. 
Расщепаев особо ко мне не лезет, после того, как я, не церемонясь, при всех, надавала ему по физиономии. Ну а что? Папа не просил меня быть деликатной и вежливой с ним. Может, это у меня любовь такая? 
Вовка тогда только оскалился и сплюнул.
И свалил, одарив напоследок злобным взглядом. 
А я через какое-то время  начала замечать, что меня сторонятся в группе. Особенно парни. Со мной не хотели сидеть за одним столом, ко мне избегали подходить даже разговаривать! 

В итоге, приперев к стене одну из однокурсниц, я выяснила, что со всеми парнями, с кем я контактировала, были проведены беседы. Обстоятельные. И не Вовкой, нет! Совсем другими людьми. Понадобилось буквально три разговора, чтоб слухами земля наполнилась, и меня стали обходить по широкой дуге. 
Я взбесилась, но сделать ничего не смогла.
Вокруг меня образовался вакуум, который я начала заполнять гулянками и ежедневным весельем. 
Таким, нарочитым. 
Может, папаша Расщепаев увидит мой разгульный образ жизни и решит, что такая девка не для его цветочка? Ну, кто его знает? 
Ну и отца позлить, естественно. Это – святое. Отомстить за себя. Хоть так. 

Короче говоря, со мной случился поздний подростковый бунт во всей красе, с той лишь разницей, что подростков не выдают замуж практически насильно. Но и меня, вроде, никто за волосы не тянул. 
Папа, прекрасно зная мой характер, просто сделал все, чтоб я не вырвалась. 
Ну, трепыхаюсь, прыгаю, ярюсь… И ладно. Чем больше сил сейчас в бунт вкладываю, тем меньше у меня их останется в финале. 
Вот тогда можно в ЗАГС.

За это время я передумала много чего, прикидывала свои шансы на свободу… По всему выходило, что, если жестко отказываться и уходить из дома, то в самом деле в пустоту. Без поддержки. Без чего бы то ни было. Отец мне четко дал понять это.