И то, что потом происходило в вип-комнате дурацкого бара… Это было одно из лучших моих переживаний. Марево, огонь в чистом виде, из тех, что горят и намертво, дотла сжигают. А ты умираешь от удовольствия. 
Я с ним умирала. И еще сто раз бы умерла. 

А потом, когда Лешка, едва утолив обуревающую меня жажду, вышел за водой, я залезла в инсту… 
И нашла миллион поздравлений с будущей свадьбой. 
Урод Вовка, нисколько не сомневаясь, выставил фотки кольца и мою удивленную до безобразия физиономию на всеобщее обозрение с какой-то , невыносимо тупой надписью… 
Я посмотрела на себя на снимке, потом на разорвавшийся, в херам, директ… 
И торопливо начала собираться. 
Конечно, я была уверена, что Лешка даже не в курсе, что у меня есть инста, но стыд и ужас были настолько всеобъемлющими, что я даже думать не могла. 
Просто собралась и сбежала. Глупо, так глупо. 

В себя я пришла уже дома, тихонько открывая дверь и напарываясь на жесткий взгляд отца. 
Он молча, ни о чем не спрашивая, забрал у меня телефон и сумку, налил воды с шипучим аспирином и отправил в комнату для разговора. 
Точно так же, молча, не глядя на меня, разблокировал мой телефон, не спрашивая, кстати, код доступа, что наводило на грустные мысли, быстро просмотрел геоданные и сообщения. 

- Нахальный гад, значит, - коротко прокомментировал название контакта, который я установила на Лешку, - кто это? 

- Тебе какая разница? – спросила я, с отвращением разглядывая пузырящийся в воде аспирин. 

- Большая. Чтоб его больше не было, поняла меня? 

- Вот это не тебе решать! 

- Мне. 

Голос отца был спокойным и усталым. 

- Расщепаев не будет церемониться с парнем, который крутится возле его будущей невестки. 

Меня одновременно охватили ужас и ярость. 

- Слушай, пап… - я махом выпила весь стакан, закрыла глаза, пытаясь заставить желудок усвоить гадость, потом продолжила, - а тебе… Тебе меня не жаль? 

У отца едва заметно дрогнул уголок  строго сжатых губ. Или мне показалась эта тень эмоции? 
В любом случае, даже если там что-то и было, то папа быстро сумел с собой справиться, и в следующее мгновение со мной опять разговаривал отстраненный генерал, а не родной человек:

- Не понимаю, о чем ты. У тебя будет муж, богатый, молодой и перспективный. Да тебе половина института завидовать будет. Вернее, -  тут он усмехнулся все же, кивнув на открытую страницу в инсте с букетом и моими глупыми глазами, - уже завидуют. 

- Папа… - я все еще не теряла надежды, все еще пыталась до него достучаться, - пап… Но ведь он дурак. Ты же знаешь. Он кислотой балуется и пьет… И дурак… 

Я начала повторяться, но не замечала этого. 
На мгновение мне показалось, что в глазах отца что-то мелькнуло… Темное и страшное. 
Мелькнуло и пропало, словно в пузыри в болотной топи…

- Он – хорошая партия. А ты глупая и маленькая, не понимаешь своего счастья. Я думаю о твоем будущем. 

- Нет! – сорвалась все же, никогда не умела терпеть его безжалостную холодность, - нет! Ты о себе думаешь! О себе! И меня просто подкладываешь под того, кто тебе нужен!

- Замолчи, - жесткий голос прервал мою истерику, - и не говори того, чего не понимаешь. 

Он развернулся к двери, но затем, словно вспомнив о чем-то, вскинул на меня взгляд:

- И да, насчет «Нахального гада» я не шутил. Расщепаев его с дерьмом смешает. А, если он не сделает, то я добавлю. 

- Да пошел ты! Я буду делать, что хочу, понял? Я вообще сейчас уйду и не вернусь! 

- Да? – он с интересом посмотрел на меня, - ты уже уходила, не помнишь? Тебе, по-моему, не понравилось на воле. Конечно, ты можешь уйти, но только в том, в чем сейчас сидишь. Без средств, телефона, машины, денег на учебу и прочего. Поняла? Посмотрим, сколько ты протянешь на воле. И подумай, прежде чем звонить своему «Нахальному гаду», кем бы он ни был. Что-то я сильно сомневаюсь, что он будет тебе рад сейчас.