- Дверь за собой захлопни, - коротко и холодно сказал он, даже не оборачиваясь.
И я, заледенев от его тона, подчинилась. Собралась, обулась и вылетела в холод весны.
Добрела до лавочки в каком-то сквере и разрыдалась, ощущая себя невероятно, чудовищно одинокой…
И вот теперь он спрашивает…
Правду, что ли, ответить, для разнообразия?
Или нет.
Хоть немного в себе достоинства сохранить.
- Ты же сам сказал, - спокойно отвечаю я, не реагируя на оскорбление, - хотела большой и грязной любви…
Он усмехается. Опять хищно и порочно.
- А сегодня что? В прошлый раз было мало грязи? Захотелось чего-то нового?
- Ну да… - я смеюсь, незаметно смаргивая слезы, - разнообразие…
- Знаешь, Принцеска, мне немного надоело быть твоей комнатной собачкой, - отвечает он, - в прошлый раз ты мне набрала, когда тебе было скучно, в позапрошлый, когда одиноко… А до этого просто пьяненькая была, трахаться захотелось…
Я смотрю на него, слушаю… И понимаю, что с его точки зрения, все именно так. Я его вызваниваю или пишу только в минуты душевного раздрая. Правда, он этого не знает, для него я – просто скучающая Принцеска, которой хочется сбежать от сытой жизни… Боже мой, как так получилось?
Почему мы все время только занимаемся сексом, вместо того, чтоб поговорить?
Просто поговорить? Почему?
Я сделаю это сейчас.
Я просто ему расскажу, наплевав на гордость и на опасность. Для него и для меня.
Это опять эгоизм чистой воды, но я не могу больше просто!
Я же не железная!
Мне нужен хоть кто-то, готовый меня выслушать, понять!
А Лешка…
Я люблю его, дурака.
Ничего про него не знаю, вообще ничего, ни где он работает, ни чем занимается в свободное от работы время, ни кто его родители, друзья, девушка, в конце концов! Почему он приезжает на мой зов по первому звонку?
Значит ли это, что я ему тоже, несмотря на все слова, на грубость и жесткость, небезразлична?
Я открываю рот, чтоб возразить и перейти к так необходимой сейчас откровенности, но он продолжает:
- Собирайся и вали к своему жениху, Принцеска. Я как-то устал уже от твоей грязи.
Его слова падают на меня, бьют, сшибают с ног. Жених…
Он все это время знал про Расщепаева. Знал, и все равно приезжал, трахал меня.
Господи, какой, наверно, распутной дрянью я смотрюсь в его глазах!
Я понимаю, что надо сейчас возразить, рассказать, в конце концов, я же не виновата! Не виновата!
Но Лешка просто подходит ко мне, поднимает за локоть, сует в руки платье:
- Давай. Зря я вообще тебя с того шалмана вытащил. Тебе там хорошо было, куча желающих поваляться с тобой в грязи. А то, может, и тройничок замутить. Судя по тому, как ты с той бабой лизалась, ты вообще не против.
- А ты, я смотрю, не можешь про это забыть, да? Понравилось? Так чего терялся, надо было ее тоже на плечо – и в логово, чего ж ты только меня-то? А?
Я не плачу, нет.
Натягиваю платье, топаю к двери.
Обуви на мне нет, осталась в клубе, но и пофиг.
Трусов тоже нет. И тоже пофиг.
- Погоди, такси вызову, - коротко говорит Лешка, не реагируя на мое хамство, но я лишь усмехаюсь презрительно:
- Не надо. Сама разберусь. Или жениху звякну, ты прав.
При упоминании жениха лицо его деревенеет.
А я кайфую от того, что удается его хоть чем-то цепануть. Сделать больно. Пусть ему будет больно! Не все же мне.
Иду к выходу, открываю дверь.
Очень хочется оглянуться, очень.
Но нельзя.
Еще из мифов Древней Греции помню, что оглядываться нельзя.
Вот и не буду.
В конце концов, сколько можно надеяться на кого-то? Пытаться за кого-то спрятаться?
Все, взрослей , Алинка.
Пора уже.