И перестала относиться к отцу с опаской. Ощутив эйфорию от такой близости, я захотела испытать еще.

– А моя мать? Кто она?

Он все еще держал меня за руку, поэтому я четко уловила вспышку хорошо контролируемого раздражения и презрения, вкупе с уязвленным самолюбием. Это сказало о многом. Разочарование прошило меня холодными иглами.

– Ее зовут Адалинда Ланге, она шведка. Выросла в Стокгольме в семье мелких дворян, не имеющих реального веса при дворе. – Он помолчал, подбирая слова, нащупывая в воспоминаниях что-то хорошее, чем мог бы поделиться. – Я хотел бы рассказать тебе о большой и светлой любви между нами, но этого не было. Мы провели вместе несколько недель, нам было хорошо, потом… она уехала. – Он странно запнулся, ощущая обиду. При случае нужно узнать обстоятельства их расставания. – Я даже не знал, что она беременна, пока, спустя несколько месяцев, мои люди не сообщили об этом. Адалинда уехала в Этерштейн. Ты родилась в Торхау, там же, где и я. Как будто все это было предопределено. – Рейнер устало усмехнулся, а я ошарашенно пыталась переварить новую информацию. – Вскоре после твоего рождения, мои люди привезли вас сюда, в Портленд. Я пытался найти с Адалиндой общий язык, обеспечить ей приемлемый уровень жизни, достучаться до нее. Ради тебя. Но ее интересовало другое. – Я снова ощутила его презрение и раздражение. – И как бы мы ни играли в семью… – Он снова запнулся. Было совершенно ясно, что эти воспоминания ему неприятны, он без конца подавлял вспышки злости, – …все было бесполезно. Адалинда не понимала опасности, думала, я преувеличиваю, хотела договориться сама.

– С Виктором? – мягко спросила я. Сейчас мне хотелось только одного: чтобы отец перестал мучиться, а для этого нужно завершить рассказ. Значит, нужно скорее обсудить все причины.

Глаза Рейнера сверкнули:

– Откуда ты знаешь о Викторе?

– Ник упомянул это имя. Он сказал, что нас с Келли преследовали люди Виктора. Кто это?

Рейнер держал мою руку, как держат крохотных птиц со сломанным крылом – осторожно и деликатно. Перебирая воспоминания, он ощущал печаль, скорбь и тоску.

– За несколько месяцев до твоего рождения случилась катастрофа – погиб наследный принц Эрик.

В нем поднялся такой шквал эмоций, что я не решилась спрашивать о деталях. Эрик был важен для него, и он умер. Отец вздохнул и собрался с силами для продолжения.

– Смерть наследника резко изменила ситуацию в Этерштейне. Все, кто мог, хотели урвать кусок чужого пирога. И их методы были не всегда…, – он замялся, – … корректны. Отзвуки этой битвы докатились даже до меня.

Я почувствовала, как неприятно ему вспоминать о том времени, его досаду.

– После нескольких громких скандалов и разоблачений на место самого вероятного наследника престола выдвинулся Виктор Кёниг – мой двоюродный брат, племянник короля. – При упоминании имени Виктора в нем каждый раз вспыхивала холодная ярость. – Тогда я плохо его знал. Но как только он вышел на политическую арену, я следил за ним через своих людей в Этерштейне. Виктор всегда проявлял тщеславие и амбициозность, и я относился к нему настороженно.

Он посмотрел на меня, и я сначала ощутила, а потом увидела это в его глазах: чувство вины за то, что не смог защитить, уберечь; стыд за проявленную слабость, презрение к самому себе.

– Когда родилась ты, это снова качнуло чашу весов. Ты оказалась под ударом всего через минуту после рождения. – На меня пролилось злое бессилие и жгучая ненависть. – Виктор не смог стерпеть такого конкурента.

– Конкурента? – непослушными губами прошептала я.

Рейнер обреченно кивнул: