…когда она забилась в его руках, и внезапная боль обожгла лицо и грудь – мгновенный ужас, недоумение и – словно молния сверкнула перед глазами… Что это было? Что?! Её смущение и растерянность? Её кровь? Нет, раньше, раньше… её крик, испуг… нет, раньше, когда я только… О, Боже!

Рука замерла в воздухе. Несколько секунд он смотрел прямо перед собой в абсолютном безмолвии. Он вспомнил.

В тот самый миг, когда он, преодолев преграду, ворвался в её плоть, перед ним точно молния сверкнула, и ему вдруг показалось, что он сжимает в объятиях прекрасную девочку своих невинных детских снов. Но в этой мысли было столько боли!.. «Нельзя, – подумал он, – чтобы тебя так предали. Ты была такой чистой и доверчивой, и лёгкой – легче воды… Мы играли, мы смеялись и танцевали, и рой сверкающих брызг летел на нас со всех сторон. Ты пела… солнце и ветер, волны и птицы были нашими друзьями в этих чудесных снах… Я до сих пор слышу твой смех и плеск воды. Нет! Пусть так и останется!.. Нет. Я не посмел бы… Это не ты!»

И усилием воли стряхнув с себя печаль и задумчивость вместе с обрывками далёких воспоминаний, он зашагал по пустому коридору, навстречу своей судьбе, полунасмешливо-полусерьёзно бурча себе под нос: «Ну, и хитрость! С тобой надо быть начеку! Недаром меня предупреждали». Обольстительная и коварная – так ему больше нравилось.

И он снова с лёгкостью забыл то, о чём с таким трудом вспоминал много-много дней.

– Алло-у!

– Привет! Сегодня ты позвонил ровно в три. Молодец!

– Ти тоже молодца!.. Надя, жду тебя четыре часа конечная остановка семнадцатый автобус.

«Жду тебя!» Как приятно! Но немного изучив его повадки, Надя не ожидала встречи в этот день и не была готова – теперь всё надо было делать быстро-быстро, а времени оставалось катастрофически мало… И она, как любая женщина, предпочла опоздать, но не являться к своему избраннику неизвестно в каком виде.

Но когда она, вся цветущая и благоухающая, добралась, наконец, до автовокзала, было уже без двадцати пять. Тщетно всматривалась она в мелькавшие мимо лица… Вдруг в двух шагах от неё затормозило такси, и Кидан, выскочив из него, бросился ей на встречу, растроганный и счастливый.

– Надя! Ти давно меня ждёшь?

– Нет, я опоздала. Я только что пришла.

– О! Как хорошо, что ти опоздала. Ти перепутала, я ждал тебя Большевик, потом – тебя нет, я так и подумал! Я брал такси… Как хорошо, что ти опоздала!.. Почему ти опоздала?

Он был такой смешной – весёлый, взбудораженный, счастливый, говорил непривычно много и быстро.

В автобусе Надя сидела, а Кидан стоял напротив и всё смотрел, смотрел и улыбался. А когда добрались до общежития Менгисту, и Надя, не дожидаясь лифта, первая побежала по лестнице, он догонял, стараясь ущипнуть. Никогда ещё Надя не видела его таким весёлым. Но её настроение было совсем иным, и когда, закрывшись в комнате, Кидан попытался привлечь её к себе, он встретил резкий отпор.

– Надя! Почему?

– А почему, интересно, ты не хотел меня видеть целую неделю? Ты сказал: в субботу! Ничего себе! Если бы ты меня любил, ты бы не мог не видеть меня так долго!

Кидан весело рассмеялся и принялся расстегивать пуговицы на её рубашке, но Надя оттолкнула его руки.

– Не трогай меня! Не хочу!.. Откуда я знаю, сколько у тебя подружек!

– Тси! Ха-ха-ха! – его веселью не было предела. – Мне и тебя хватает!

– Да, а кто у тебя был раньше?

– Никого, – ответил он проникновенно, однако быстро отвёл глаза.

– Да-да, конечно, так я тебе и поверила!

– Надя, ти хочешь ссориться? Что я – опоздал к тебе или что-то… Я же на тебя не сержусь, хотя ти мне сказала по телефону: у меня много друзей.