Снаружи «Эмпориум» – громадное здание, каких немало и в Нью-Йорке; оно занимает почти целый квартал на Маркет-стрит. Мы поднимаемся в лифте на четвертый этаж и мимо витрин со спортивными товарами и велосипедами идем в отдел игрушек. На полках – куклы и кукольные коляски, миниатюрные чайные сервизы, разные модели железных дорог, наборы разноцветных восковых мелков, красок. Есть кукольные домики, игрушечные деревянные сараи, фигурки сельскохозяйственных животных, книжки, складные картинки, ткацкие станки, игрушечные медведи на шарнирах, целые армии солдатиков.

У Кэт, я вижу, глаза разбегаются от такого изобилия игрушек, но она стоит как вкопанная. Мартин ждет, пока она сама подойдет к полкам. Я беру ее за руку, подвожу к кукольной коляске, обтянутой голубой тканью, с хромированными колесами и резиновыми покрышками, с откидным верхом, отороченным широким белым кружевом.

– Давай положим сюда твою куклу, – предлагаю я, убеждая Кэт поместить куклу с разбитой щекой на атласное ложе миниатюрной коляски.

Губы девочки трогает едва заметная улыбка.

– Пойду приведу продавца, – говорит Мартин и идет за работником магазина, чтобы тот исполнил желания Кэт.

Я помогаю ей выбрать еще одну куклу, подружку для первой, несколько платьиц для них и игрушечный чайный сервиз. Мы выбираем деревянные бусы, восковые мелки, альбом для рисования, наборы детских книг с картинками, а также три составные картинки-загадки, которые предназначены для детей более старшего возраста, но я замечаю, что они вызывают у девочки интерес.

– Ей нравится собирать картинки, – говорит Мартин по поводу головоломок, возвращаясь к нам. – И у нее неплохо получается. Сама увидишь.

Напоследок мы заходим в продовольственный магазин, где я покупаю необходимые продукты, о которых Мартин не подумал. Он заказывает доставку всех наших покупок на дом. Весь день – сплошная череда удовольствий. Это столь непривычно для меня, что порой кажется, будто я со стороны наблюдаю за кем-то другим. Мы покидаем продовольственный магазин и пешком направляемся к остановке канатного трамвая.

– Кэт устала, – отмечает Мартин. Перед нами с грохотом тормозит вагончик. Одни пассажиры выходят, другие заходят. – Скоро доставят наши покупки. Ты должна быть дома, чтобы их принять. Садитесь. – Он ставит Кэт на открытую площадку трамвая, затем помогает мне подняться в вагончик. Взойдя на полированный дощатый пол, я оборачиваюсь к Мартину. Он протягивает мне ключ от дома. От нашего дома. Я обхватываю ключ рукой в перчатке.

– До завтрашнего отъезда мне надо закончить кое-какие дела. Приду попозже, – говорит Мартин.

Я киваю в ответ, привлекаю к себе Кэт и сажусь на одну из скамеек. Вагончик с лязгом втягивает трос в паз и трогается с места, катя по наклонной вверх. Мартин поворачивается и идет прочь. Я смотрю ему вслед, пока он не исчезает из виду.

По возвращении домой мы с Кэт обследуем все шкафы и каморки, где находим множество вещей, которые семья доктора решила не брать с собой. В серванте осталось много тарелок и стеклянной посуды, бельевой шкаф заполнен наполовину. Очевидно, жене врача пришлось взять с собой только самые любимые вещи; возможно, лишь то, что им подарили на свадьбу. А Кэндис, когда она выходила замуж, тоже дарили дорогую посуду, красивое постельное и столовое белье? Интересно, где это все? Неужели после смерти жены Мартин выбросил все вещи, напоминавшие об их совместной жизни? Или продал, чтобы покрыть затраты на переезд из Лос-Анджелеса в Сан-Франциско? И когда я смогу задать ему такой личный вопрос?

В детской, пока мы ждем доставки купленных в «Эмпориуме» новых постельных принадлежностей розового цвета, я снимаю с кровати белье с изображениями игрушечных солдатиков.