– Не боишься копаться в грязном белье?

– А что так осторожно высказался? Я покрепче добавлю: мы не в белье копаемся, а в дерьме роемся. Служба у нас такая, – спокойно отозвался подполковник. – Так что это был за план?

Майор кивнул на гранитное невысокое крыльцо с мощным дубовым дверным блоком, с левой стороны от которого на голубом фоне под стеклом, красовалась информация следующего содержания: «Амурское областное управление внутренних дел»:

– Пришли.

– Вижу. Повторяю вопрос: что был за план?

– Не понимаю, к чему эта детализация. Она же к смерти Иванова не имеет никакого отношения.

– Товарищ майор, это я буду решать: имеет или нет. – Глебский мысленно одёрнул себя. Не так нужно общаться с пусть и временно, но исполняющим обязанности руководителя областного управления КГБ. Потому как требуется союзник, а не тормоз в расследовании. Андрей Сергеевич сгладил слова улыбкой и тут же продолжил более сдержанным тоном: – Поверь, майор, если подтвердится, что вашего руководителя убили уголовники, и, что самое главное, при нём не имелось никаких документов, а причина убийства не связана со служебными обязанностями, моя бригада тут же свернёт работу и вернётся в Москву. Без всяких претензий к кому-либо! Но до тех пор, пока я такого подтверждения не получу на руки, будем копать! Тщательно, скрупулезно, настойчиво! Вот потому меня и интересует всё, что происходило с Ивановым. Особенно в последние дни, перед смертью. Итак…

Малышев посмотрел по сторонам, будто оттуда к нему могла подоспеть помощь.

– Вам прямо сейчас и здесь обо всём доложить? Или, может, найдём другое, более пристойное место?

– А чем тебя это не устраивает?

– Холодно.

– А кафе рядом есть?

Малышев отрицательно покачал головой.

Москвич посмотрел по сторонам. Широкая улица. Как гласила вывеска на здании милиции, «Имени 50-летия Октября». Судя по всему, центральная. Культурная. Аккуратная. Редкие авто. Редкие прохожие. А как же иначе: рабочий день в разгаре. Невдалеке, через дорогу, виднелось некое пятиэтажное, судя по внешнему виду, фабричное сооружение. Глебский указал на него рукой:

– А это что?

– Швейная фабрика. В народе называют «швейкой», – неохотно отозвался Малышев.

– В центре города?

– А чем вас фабрика-то не устраивает?

– Меня? Устраивает! Да только погреться нас туда не пустят.

– Может, всё-таки сначала пообщаемся с милицией? – предложил майор. – Проясним ситуацию. Глядишь, у них что-то новое появилось за последние сутки.

– Слушай, майор, думаю, ты финтишь. Тогда что, промеж вас с Ивановым собака пробежала?

– Вроде того, – вынужденно признался Малышев.

– Понятно.

Глебский ещё раз осмотрелся и выдохнул клубом пара:

– Ладно. Пошли к твоему Ларионову. – Андрей Сергеевич протянул руку к медной ручке.

– И ещё один момент, подполковник, – послышался голос Александра Константиновича, когда они прошли в фойе. – Поговори со своими. По поводу поведения. Я-то понимаю: столица, главк, гонор, то да сё, но… Другие могут неправильно воспринять.

– Намекаешь на капитана? Ему простительно: молодой, необъезженный.

– Как мягко выразился… Он что, из «папенькиных»? Или, как говорят у нас, из блатных?

– С чего ты взял?

– Да так, пришло на ум.

Андрей Сергеевич усмехнулся:

– Не угадал. Хохлов своим горбом всего добивается. Потому и злой… Ладно, поговорю. – Глебский хлопнул по протянутой руке майора и первым направился к окошку дежурного.

13 марта 1969 года, 12.06

Малышев присел на один из стоящих у стены стульев. Глебский расположился напротив начальника областного Управления внутренних дел полковника Ларионова. Их разделял письменный стол, на котором находились календарь, чернильница с ручкой, небольшой, металлический, покрытый позолотой, бюстик Ильича, блокнот и тонкая папка, с надписью по центру «Дело №…».