– Что насчет места жительства? Воткни черные кнопки в карту.

Ростовцев выполняет мою просьбу.

– В этом что-то есть… – задумчиво говорит он. Четыре из семи жертв жили в Зареченском районе города. Еще две на правом берегу и одна в центральном районе.

– Может быть, они где-то пересекались? Знали друг друга?

– Да, следствие очень быстро нашло эту связь, но она имеет естественные причины. Так как они жили в одном районе, то во время беременности наблюдались в одной и той же женской консультации.

– Где работает Точилина?

– Да.

– Вы проверяли сотрудников?

– Да. Никого подозрительного.

– Возможно, что другие женщины жили в этом районе раньше, но переехали?

– В материалах дела эти данные есть, но если честно, я не помню их.

Разумеется. Среди документов, которые мне дали, этой информации не было.

– Значит, есть некоторая вероятность, что убийца живет в этом районе города.

– Скорее не живет, а работает, – усмехнулся Дима.

– В каком смысле?

– Ты не обратила внимание на даты преступлений? Они совершались только на выходных.

Мне нужно немного подумать. Я не спеша просматриваю созданную Ростовцевым информационную стену.

– Знаешь, что я думаю? – спрашивает он.

Еще бы.

– Мы должны отойти от жертв как таковых и рассмотреть поближе сами преступления. Меня очень напрягает чистоплотность этого убийцы. У нас нет совсем никаких следов. Сейчас уже не двадцатый век, преступника может выдать случайный плевок. ДНК лучше отпечатков. Но мы ничего не нашли.

– Может, просто очень осторожен?

– Нападение на Точилину было очень неосторожным. Не в осторожности дело. Нужно знать, как правильно не оставлять следы.

– Для этого нужно быть врачом. Поэтому Родионов сказал, что убийца может быть связан с медициной, – отвечаю я.

– Есть еще одна профессия, Лиза…

Он молча смотрит на меня. Какого черта… Что за парадоксальный вывод? Я чувствую, что внутри все похолодело. Если раньше мои «игры разума» были чем-то вроде несерьезного интеллектуального упражнения, то теперь это были уже не «игры». Игры кончились.

Кнопка с фотографии Точилиной выскочила из стены, и лист фотобумаги упал на пол. Ростовцев не обратил на это никакого внимания.

– Один из ваших? – спрашиваю я. У меня пересохло в горле, и я помимо воли перешла на шепот.

– Не только. Чем больше я думаю над этим, тем больше считаю, что он, возможно, имеет отношение к расследованию. Это объяснило бы увеличение частоты убийств. Маньяк не пошел в разнос. Он просто уверен в себе и чувствует безнаказанность, потому что контролирует ситуацию.

Ничего себе у меня выверты бессознательного. Так можно очень далеко зайти.

Думаю про себя: не согласна! Это ни на чем не основано. Какая-то паранойя.

Я пытаюсь возразить своему воображаемому собеседнику вслух, но мои слова заглушает звон будильника.

V

Поднялась резко и напряженно. Переоценила свои возможности по контролю сновидения, пробуждение было внезапным. Не хватило времени. Впрочем, сетовать на его потерю ради неуместной рефлексии было бессмысленно – сама виновата. Надолго растянуть не получилось.

От увиденного остались очень странные впечатления. Очень яркий, насыщенный сон. Если Максим безжалостно излучал тоску и негатив – так же, как он это делал и при жизни, то Ростовцев представился во сне легким на подъем деятельным оптимистом. Простым, но хорошим человеком, знающим свое дело. Несколько авантюрным и самонадеянным.

Разумеется, я не приняла всерьез его последние слова (вернее, изложенные его тульпой мои собственные мысли). Выключив будильник, увидела, что на телефоне меня уже ждало сообщение от Родионова. Оно было очень длинным и неожиданным по содержанию.