Но зато я прекрасно понимал, для чего нужны коровы. Коровы были нужны для того, чтобы в кладовой ежедневно появлялись новые трехлитровые банки парного молока с толстым, почти на четверть емкости, слоем густых сливок. По соседству стояли такие же банки с простоквашей. Рядом из небольшого марлевого мешка в таз стекала молочная сыворотка. А в мешке был вкуснющий свежий творог.

Коровы были нужны для того, чтобы дарить детям радость! И капельку счастья. Потому что литровая кружка парного молока с краюхой белого хлеба да тарелка свежего творога, присыпанного сахарным песком, – это было настоящее счастье! В десять лет.

Пасти деревенских коров и овец было нетрудно. Нужно было лишь целый день провести на ногах, бегая за бестолковыми овцами, которые постоянно пытались залезть в какие-то кусты. И за коровами, так и норовившими забрести в ближайшее болото. С учетом того, что в Завидовском заповеднике всегда водилось множество волков, наше маленькое, но неугомонное стадо нужно было не только пасти, но и защищать. Для этого поначалу я носил с собой ивовый прутик. Мысленно представляя, как буду делать этим прутиком «а-та-та» волкам, которые попытаются обидеть моих бедных овечек или добрых коровок.

По мере взросления я заменил этот прутик на большой березовый дрын. Понимая, что добрым словом волкам можно попытаться многое объяснить, но с помощью большого березового дрына проще сделать так, чтобы они меня лучше поняли.

Возможно, летом волкам хватало корма и без моего стада. А возможно, грозный вид десятилетнего гнома с березовым дрыном в руках казался волчьей стае настолько смешным, что она хохотала на весь лес. И обходила юного пастуха стороной. Ведь все знают, что когда тебе смешно, то не так голодно.

Как бы то ни было, я успешно веселил волков, пас и охранял коров и овец. А по вечерам коровы дарили мне молочную и творожную радость. Это было правильно.

Иногда меня отправляли ворошить сено. Но больше всего мне нравилось ходить с дядей Валей в питомник, чтобы ухаживать за саженцами молодых сосен, которые он потом высаживал на делянках вместо спиленных деревьев. Дядя Валя был лесником. А на войне был войсковым разведчиком, командиром разведотделения в кавалерийском корпусе Доватора. После тяжелого ранения стал механиком-водителем танка Т-34. Прошел всю войну, с октября 1941 года по май 1945-го.

Тогда мне казалось странным, что дядя Валя разговаривает с каждым деревом, словно с живым человеком. И только многие годы спустя я понял, что все эти деревья он высаживал в память о своих погибших товарищах. А потому каждое дерево было для него живым.

Именно он научил меня не бояться заблудиться в лесу. Находить подножный корм и выживать. Использовать подорожник, лопух и листья мать-и-мачехи при незначительных порезах, а сухой мох – при сильных кровотечениях. Приучил к долгим походам. Научил наблюдать за животными и любить жизнь.

Когда мне исполнилось одиннадцать лет, в деревню на пару дней приехала моя двоюродная сестра с мужем. Ее муж был настоящим офицером, майором, командиром автомобильного батальона в Центральной группе войск. И однажды у меня даже получилось поговорить с ним. Разумеется, на его вопрос, кем я мечтаю стать, я не мог ответить «врачом». Вы бы что ответили на моем месте? Конечно же, военным!

Когда он узнал, как я учусь, как бегаю и сколько раз подтягиваюсь (на всякий случай я немного преувеличил свои физические способности), то сказал, что для поступления в военное училище этого будет маловато. Что мне нужно подтянуть учебу и обязательно научиться бегать.

Легко сказать – подтянуть и научиться! А вот как это сделать, он почему-то не сказал. Видимо, подразумевая, что на некоторые вопросы я должен найти ответы сам.