Торвилл был прав. Наложить проклятие пренебрежения оказалось нелегко, даже имея доступ к хранилищу, полному странных субстанций. Мэриголд часами рылась на полках, не обращая внимания на предостережения и уговоры Крючкотвора быть осторожнее, прежде чем нашла необходимые ингредиенты: ёмкость с раковинами улиток и кувшин болотного тумана. Затем раковины следовало тщательно растолочь, а болотный туман отмерить чайной ложкой в меньшую ёмкость. Измельчая раковины в ступке, Мэриголд натёрла мозоли на руках, а кувшин случайно опрокинула, и болотный туман окутал весь первый этаж крепости; теперь ничего не было видно, и все постоянно натыкались на стены.

– Торвилл, из-за этой девчонки я рискую сломать нос! – донёсся до Мэриголд вопль Крючкотвора откуда-то из глубин тумана. – Неужели ты не можешь её остановить?

– Сомневаюсь, – крикнул в ответ Торвилл.

Он отказался помочь Мэриголд в подготовке проклятия, но по крайней мере не пытался ей мешать. Да и Мэриголд была не против, чтобы её предоставили самой себе, ей нужно было разыскать множество других ингредиентов – тех, которых не было в хранилище: горсть свежей амброзии, собранной в новолуние, первый утренний зевок, прядь волос проклинаемого и щепотку соли. Соль обнаружилась в кладовке с продуктами, но как Мэриголд раздобудет зевок? А прядь волос Розалинды? Она ведь не могла вернуться в Имбервейл и выдернуть волосы с головы своей идеальной сестры.

Но хуже всего дело обстояло с амброзией: она росла в саду возле крепости, однако в соответствии с астрономическим альманахом Торвилла новая луна взойдёт лишь в субботу – через день после крайнего срока. Когда за завтраком девочка спросила Торвилла, не может ли он сделать так, чтобы новая луна взошла раньше, волшебник смеялся так громко и долго, что у него каша потекла из носа, а Крючкотвор тем временем объяснил ей, что ни один чародей, добрый или злой, не может сотворить заклинание такого масштаба. Поэтому Мэриголд вручила Торвиллу салфетку и решила собирать амброзию в четверг, под почти новой луной. Коллин рассказывал ей, что иногда вносит небольшие изменения в рецепты, меняя коричневый сахар на белый или сок лайма на лимон, и, по его мнению, от этого блюда становятся лишь вкуснее. Возможно, с надеждой подумала Мэриголд, с магией дело обстоит так же.

А пока луна понемногу убывала, Мэриголд упражнялась в произнесении заклятия, топая вверх и вниз по лестнице, чтобы держать ритм, – до тех пор, пока Крючкотвор не пригрозил запереть её в подземелье, если она не успокоится. После этого Мэриголд тренировалась снаружи замка, маршируя вокруг рва на безопасном расстоянии от Нечто. Она записала на доске в кабинете несложные расчёты, необходимые для проклятия, а когда Торвилл не разрешил взять его весы, чтобы взвесить порошок из раковин, девочка соорудила собственные весы из чайных блюдец и бечёвки. Они колебались чуть сильнее, чем хотелось бы, но Мэриголд была почти уверена, что работают весы правильно. В понедельник она нашла пустую стеклянную бутылку, которую поставила у кровати; во вторник утром она зевнула в неё, как только проснулась, и сразу закрыла бутылку пробкой, чтобы зевок не улетел. В среду она вытащила из шкафа все старые рабочие платья Розалинды и перебирала их, пока не нашла длинную прядь золотистых волос, зацепившуюся за пуговицу. Во всех королевствах Диссонанса только у Розалинды могли быть настолько длинные и сияющие золотом волосы, так что Мэриголд сняла их с платья, чувствуя себя победительницей.

– Я почти готова произнести заклинание. Осталось собрать амброзию, – доложила она вечером Крючкотвору, когда они хозяйничали на кухне.