– Именно так я и говорил, – проворчал Торвилл, – и я действительно подразумевал это. Но эту притащил не я, она сама вышла из Дикого леса и попросилась в дом. – Волшебник взял с полки две некомплектные миски, затем посмотрел на Мэриголд, закатил глаза и потянулся за третьей. – Мэриголд, познакомься с Крючкотвором. Это мой фамильяр и по совместительству компаньон. Крючкотвор, познакомься с Мэриголд. Она утверждает, что злая.

– Я действительно злая! – возмутилась девочка.

Торвилл разложил кашу по мискам и понёс их на кухонный стол.

– Также она сестра Розалинды.

Брови Крючкотвора удивлённо поползли вверх. Он пристально оглядел Мэриголд, словно искал что-то в изгибе её уха. Затем покачал головой.

– Не вижу сходства, – вынес он вердикт. – Розалинда не была любопытной. И её улыбка могла…

Мэриголд перебила его:

– Исцелить разбитое сердце?

– Что-то в этом роде, – согласился Крючкотвор. – А твоя нет.

Мэриголд вздохнула и опустилась на один из разномастных стульев. Каша была комковатая, с одного края слишком горячая, с другого – слишком холодная, однако ночь, проведённая в Диком лесу, пробудила в девочке голод. Склонившись над миской, Мэриголд принялась за завтрак и выскребла всё дочиста. Когда она подняла голову, то заметила, что Торвилл и Крючкотвор по ту сторону стола бормочут, обсуждая её.

– Она голоднее, чем Нечто, – сказал Крючкотвор.

– Но не такая восхитительно склизкая. – Торвилл сунул в рот ложку с кашей, не сводя глаз с Мэриголд. – Интересно. Доверяешь ли ты ей?

– Нисколечко, – ответил фамильяр. – Ты определённо не должен оставлять её в крепости.

Торвилл пожал плечами.

– Нам нужна помощь в хозяйстве.

– Но она же лазутчик, – сказал Крючкотвор. – Будет подглядывать, подслушивать. Разве ты не можешь просто превратить её в муху?

– Мухи надоели, – покачал головой Торвилл. – Я думаю перейти к жукам.

Это было уж слишком, и Мэриголд не утерпела:

– Я не хочу быть жуком! И я не собиралась шпионить в кладовке. Я просто искала уши летучих мышей.

Усы Торвилла дёрнулись, будто слова девочки его позабавили.

– Раз уж ты решила объяснить нам своё поведение, заодно расскажи, почему ты считаешь себя достаточно злой, чтобы мы тебя приняли.

На одном дыхании Мэриголд рассказала всё, что смогла вспомнить, начиная с истерики, которую она закатила в третий день рождения, и заканчивая птицами, которых выбросила в окно.

– И самое ужасное, – закончила она, – что я рада. Я не жалею, что испортила праздник Розалинды, и я бы сделала это снова, если бы могла!

Мэриголд почувствовала, насколько приятно было сказать это вслух. Её родители, услышав такое, ахнули бы от ужаса, однако Торвилл лишь кивнул.

– Я всё ещё не считаю её злой, – проворчал Крючкотвор. – Любой может испортить вечеринку.

– Но у неё есть потенциал, – ответил Торвилл. – Она не менее ужасна, чем был я, когда сбежал из дома. Конечно, моя сестра была совсем не похожа на Розалинду, к тому же у меня был брат, от которого тоже стоило сбежать. – Он подкрутил кончики усов, рассматривая Мэриголд. – Как насчёт испытания?

Девочка нахмурилась:

– Какого?

– Всё просто. – Торвилл положил руки на стол. – Крючкотвор тебе не доверяет, а я не люблю вызывать его недовольство, поэтому, если ты хочешь остаться с нами, тебе придётся доказать степень своего злодейства. Даю тебе семь дней на то, чтобы совершить нечто столь хулиганское, чтобы даже мой недоверчивый друг не смог отрицать твою злую натуру. В случае успеха сможешь оставаться здесь сколько пожелаешь. А если нет, пойдёшь куда ноги понесут, но предупреждаю: их у тебя будет шесть.

Мэриголд посмотрела на Крючкотвора, который ухмылялся во все зубы. Зубы были острые и ослепительно белые.