Спустя пару часов Нина открыла глаза из-за того, что ей послышались какие-то звуки. Поначалу они были ей непонятны, но она стала прислушиваться. Принцесса упёрлась ладонями в каменный пол и поднялась, приняв сидячее положение. Выявив, откуда идёт звук, она прислонилась к той стене, где он проявлялся громче всего. Наконец, когда её уши полностью сконцентрировались, она различила голос первого. Его крики. Крики мучений и зверской боли. Внутренне опустошённая, она догадалась об этом без каких-либо сомнений. Саксонская была вымучена своим положением, но сейчас её нервы натянулись, как струны. Окончательно не впасть в ужас, как бы странно это ни звучало, помогал сам ассасин. То, что слышала Нина, отдавалось эхом по всей темнице, но особенный тембр его голоса не давал всем его мучениям вылиться наружу в полную силу. Нина не знала, что ей думать по этому поводу. Она также не была в курсе того, что ассасинов учили терпеть, несмотря на абсолютно любые случаи. И первый успел выучиться этому. Однако с каждым новым криком, прерывающимся на неопределённое время, девушка всё же не могла держаться спокойно. Она закрывала уши ладонями и лежала в противоположном от источника звуков углу. Боль первого не прекращалась довольно долго, и Нина даже поразилась, что он может терпеть это столько времени. Его вопли не давали ей уснуть, хотя она не хотела спать, но потом её выдержка исчерпала себя и, под, наоборот должные действовать, крики, истязающие душу, она погрузилась в сон. Это было единственное место, где её тело могло найти для себя успокоение.

Вечером рядом с её камерой появился Мавн. В руках он держал поднос со стаканом воды и тарелкой съестного. Слуга Шилсы открыл замок, прикрыл клетку, поставил провизию на пол и опустился на колени. Опущенный перед этим в держатель факел осветил камеру заложницы. Но Нина до сих пор спала. По приказу Госпожи Мавн принялся ждать, когда она придёт в себя. Он смотрел на девушку достаточно долго, пока она не открыла глаза. Нина тяжело поднялась с пола и разлепила слипшиеся веки. Отвыкшая от света, она резко закрылась руками, потому что горящий огонь агрессивно обжигал ей глаза. Пройдя через временную боль, она опустила руки и внимательно посмотрела на пришедшего. Мавн отметил, что вид у неё был весь растрёпанный, но она поняла, что ей принесли поесть. Сначала Нина с осторожностью переводила взгляд то на поднос, то на её гостя. Наконец, хотела что-то спросить у Мавна, но он не дал ей такой возможности, снова оставив в одиночестве. Зачем он ждал её пробуждения, если после этого сразу же ушёл, было для неё загадкой. Принцесса решила не быть упрямой и поесть. Тем более, она действительно этого хотела. Горящий факел стал небольшой радостью для её души. Во время трапезы она заметила, что криков больше не слышно, либо она оглохла во сне? Эта мысль на мгновение рассмешила её. Она закончила с приёмом пищи, откинулась на спину и рассмеялась. Вернувшаяся энергия поглотила её с ног до головы, и слёзы смеха довольно быстро переросли в слёзы рыдания. Она плакала, захлёбывалась слезами, откашливалась от их горечи, плотно сжималась в комок на полу и продолжала. Принцесса Саксонии в первый раз за всё время хорошенько выплакалась. И пустое окружение этому способствовало.

┈───ᗊ───┈

Замок короля.

Шёл который день того времени, как Лина, единственная служанка Мины, по большей части, сидела без дела. В первую очередь в её профессиональные обязанности входила полная забота о принцессе королевства. Но с некоторых пор таковой в замке не наблюдалось по известным только определённому кругу лиц причинам. С того дня, когда Асонская приказала ей спасаться и не переживать за неё, Лина, как и все, кто переживал за принцессу, не могла найти себе место. Особая близость, которая проходила между ней, Миной, Ниной и остальными её слугами невидимой, но ощутимой на ментальном уровне нитью, заставляла взрослую девушку с белыми глазами с выраженным розоватым оттенком, золотистыми кудрявыми волосами до пояса, с бледной кожей, уплотнённой фигурой и завсегдатай книжкой с выписками из Библии в руках глубоко переживать за, по сути, смысл её существования в лице принцессы Асонии. Прожив четверть века, девушка не знала таких масштабных событий, касающихся дорогих ей людей, не считая её переживаний за свою мать, которая отпускала дочь из Ясонии вместе с королём на новое место службы, а сама осталась доживать свой век в их доме. Схожие чувства она могла описать в отношении к подругам, служанкам принцессы Нины.