– От твоей рвоты? Фу…

– Угу.

Я специально стараюсь его заговорить. Психологический прием. Тот, с кем ты болтаешь, теряет концентрацию, и можно вырваться.

Только вот Клим не теряет, похоже.

Его рука, вытянутая вдоль моей спины, ныряет в волосы, и он сгребает в охапку пряди и дергает резко вниз, отчего я выгибаюсь дугой в попытке избежать боли. Руками упираюсь ему в грудь, но оттолкнуть не получается, он еще крепче прижимает меня к себе.

– Ай! Пусти! – молю, а ему хоть бы что.

– Заговорить меня решила, кудряшка?

Черные, бездонные глаза напротив транслируют неприкрытую злость.

Почему он такой злой? Есть ли в нем хоть капля доброты?

– Почему ты мной постоянно недоволен? Что я тебе сделала? – пищу, застигнутая врасплох тем, как его энергетика порабощает меня, расплющивает, подавляет.

– Ты появилась в моем доме, твоя мать влезла в постель к моему отцу, вы обе тут чужие, – снова и снова проговаривает эту мантру, выдыхая мне в рот горячий поток воздуха.

Как так вышло, что я просто вышла погулять, а теперь буквально в миллиметре от его губ, захваченная вихрем ураганных эмоций, которые никак не могу взять под контроль?

– Всё было не так! Клим, пусти, меня, пожалуйста! Ты же не можешь… Мы не должны…

– Я знаю таких, как твоя мать, – говорит, словно и не слышит меня вовсе, – только и ищут способ зацепиться в этой жизни за какой-нибудь денежный мешок.

– Мама не такая! А твой отец сам разберется, с кем ему жить… У него своя голова на плечах есть, – внушаю ему вроде бы разумные вещи, которые любой другой смог бы понять, но Клим, он верит только в то, что придумал сам.

Он на нас клеймо поставил. Охотниц за богатством. И страшно представить, что теперь будет. По коже ползут липкие, холодные щупальца страха, душу морозит от жестокого, полного злобы взгляда моего сводного брата, и всё, что я могу, это снова пытаться заговорить его.

Только бы он не пошел дальше…

– Значит, предлагаешь мне не лезть в жизнь отца? – спрашивает вкрадчивым голосом.

Я цепенею, не в силах понять, к чему он ведет, голову кружит.

– Они уже поженились, ты бы всё равно ничего не сделал.

– Не будь так уверена, кудряшка, – продолжая ерошить мои волосы, ерзает подо мной, вызывая странное тягучее томление внизу живота.

Это страх – это должен быть страх, ведь я не могу реагировать на близость Клима.

– Ты же не причинишь моей маме вреда?

– А что? Так боишься за мамочку? А за себя? – хрипит мне уже в рот, внезапно вонзаясь зубами мне в нижнюю губу, и тянет ее на себя. Этот щипок длится секунду, но по мне прокатывается огненная волна, окуная меня в постыдный жар.

– Что ты… – всхлипываю, безвольно дрожа, не зная, что мне делать.

В своих мыслях я давно его оттолкнула и сбежала, но по факту позволяю управлять собой, как марионеткой.

– За кого ты боишься больше? За себя или за свою драгоценную мамочку? – спрашивает, и я, не зная почему, смотрю на его влажные губы.

Мысли сплетаются и путаются, как моток ниток, который невозможно привести в порядок. Но я должна прийти в себя – ведь Клим ждет четкого ответа.

– Зачем ты спрашиваешь?

– Всё просто, кудряшка. Либо я причиняю вред ей, либо тебе. Выбирай.

Майя

Глаза привыкли к темноте, и, так как мы близко, я могу разглядеть его лицо. Кожа у него гладкая, глаза горят огнем.

Я понимаю, за что он нас ненавидит, точнее, могу понять.

Он был единственным сыном, наверняка мечтал, что его родители сойдутся, а тут как снег на голову новая жена, да еще и я в придачу. Мы пришли и заняли слишком много места в жизни его отца. Но мы не заняли его место!

Уверена, дядя Кирилл любит Клима. Он же гордился им. Он рассказывал о нем как о гении!