Да уж, Клим явно не принц из сказки. Как он там сказал? Я не Кен. Держись от меня подальше? Так чего же сам цепляется?

– Чего ты добиваешься? – спрашиваю бесстрашно.

Нет смысла ходить вокруг да около.

– А что, это непонятно? – бросает резко, практически выплевывает.

Он похож на смертоносную пулю, которая готова вылететь из дула пистолета и прошибить твою грудную клетку. Отнять жизнь.

– Зачем ты грубишь? Я просто спросила. Наши родители поженились. Мы с тобой будем ходить в один университет. Зачем нам ругаться?

Прежде чем ответить, Клим кормит мясом своих “милых щеночков”, которые едят с его руки и жалобно скулят, выпрашивая его ласки. Потом отряхивает руки и подходит ко мне, заставляя инстинктивно вздернуть подбородок.

До чего же он огромный. Скала. Отвесная скала, непоколебимая вершина, твердая и опасная.

– Надо же, университет, – тянет он, медленно доставая из кармана влажные салфетки, вытирает руки, убирает пачку обратно и возвращает внимание ко мне, лениво проходясь глазами по моему лицу.

И там, где останавливается его взгляд, я чувствую жжение.

Да что же это такое? Даже губы печет. Никогда я такого не ощущала рядом с мальчиками. Почему из всех парней на свете я так остро реагирую именно на гадкого сводного братца?

Майя, ты же будущий психолог, ты прекрасно знаешь объяснение! Так работают инстинкты самозащиты – все чувства мобилизуются, чтобы не проиграть в битве, в данном случае словесной.

– А что тебя удивляет?

– Может, то, что блондинки считают, что у них есть мозги?

Очень смешно, пытается вывести меня из себя? Ладно. Просто не буду на это реагировать.

– Вообще-то, я хотела быть медиком. Как моя мама.

– Медиком? – он усмехается, а дальше выплевывает очередную гадость: – Ты называешь медиком тупую медсестру, которая меняет утки старикам?

А вот на это не повестись нельзя.

– Медсестры не тупые. И они делают гораздо больше! – бросаюсь на защиту мамы, но снова вижу гадкую издевательскую улыбку.

Он меня спровоцировал. Специально! Снова беру эмоции под контроль.

Вдох – выдох. Дыши, Майя! Ты же не хочешь проиграть.

– Моя мама хотела быть врачом, но не смогла доучиться. Потому что родила меня.

– Ты решила мне рассказать всю свою родословную до пятого колена? – усмехается Клим, стоя в позе, которая отзеркаливает мою. Только его ноги широко расставлены, тогда как я на своих еле стою. Они продолжают дрожать – нелегко отбивать его издевки.

– Я просто разговор поддерживаю, пытаюсь наладить отношения, – выдаю сиплым голосом, который набирает силу. За маму я любого порву! – Мама не виновата, что так вышло!

– А кто виноват? Говорю же, тупая. Какой из нее медик, если она не умеет предохраняться?

– Жаль, что твои родители не предохранялись и родился ты! – выпаливаю, тут же жалея, а Клим словно просыпается.

С него слетает ленивая сонливость, и глаза начинают агрессивно поблескивать.

– Ну да, вашей нищей семейке было бы выгодно, если бы меня тут не было.

Даже не хочу знать, что он имеет в виду! Но контакта – явно не вышло!

– Думай что хочешь, Клим! Не надо судить о людях, которых ты не знаешь! Моя мама замуж собиралась, она не знала, что отец ее ребенка погибнет, – я содрогаюсь от озноба, сотрясающего всё тело, и из глаз текут слезы.

Черт, я не хотела плакать перед ним и показывать слабость.

– Ну-ну, не надо так стараться, Барби, – Клим подходит ближе, пугающе близко, – что ты там пищала про университет? Хотела медиком стать?

От резкой смены тона я теряюсь. Он… Он специально так делает, чтобы дезориентировать противника. Знаю это, но всё равно поддаюсь. Предвестники Стокгольмского синдрома на месте. Когда агрессор выдает крохотную каплю ласки, жертва сразу же реагирует.