Только теперь до меня доходит, как я сглупила: надо было сразу бросить ведро Вездеруку под ноги и бежать, или облить его водой и бежать, но не бить его. Ох, что же я натворила! Я метнулась из стороны в сторону: я не дома, здесь нет семьи, которая могла бы за меня заступиться, мои друзья – такие же бесправные и беззащитные девушки и женщины.

Бежать? О, как бы мне хотелось сбежать, но…

Дверь открывается, и я спешно убираю руки от лица, прикрываю мокрую грудь. Сестрички гордо выплывают, улыбаются и не замечают меня, жмущуюся в углу. Я сглатываю, надеюсь, что обо мне забыли. Но из гостиной раздаётся строгий голос Октазии:

– Мун, сюда.

Точно послушная собачонка, я устремляюсь на зов. Сестрички оглядываются на меня с некоторым любопытством, но почти сразу их захватывает то, что говорилось за закрытыми дверями, и они расплываются в улыбках и исчезают за поворотом. Я нерешительно топчусь на входе.

– Мун, – в голосе Октазии звенит сталь.

Я делаю ещё несколько шагов.

– Дверь, – почти шипит она.

Послушно закрываю створки за собой. Сердце снова колотится в висках. Глаза Октазии метают громы и молнии. Фероуз хмурится:

– Октазия, свет очей моих, я был свидетелем совершенно безобразной сцены.

Я низко опускаю голову.

– Простите, господин, – Октазия кланяется. – Это больше не повторится.

– Ты даже не спросишь, что именно? – насмешливо уточняет Фероуз.

Она вспыхивает. Честное слово, никогда не видела её такой… смущённой. Он вновь смеётся, хотя не слишком весело.

– Может быть, Мун изволит об этом рассказать, – елейно предполагает Октазия.

Смотрю на Фероуза, он одобрительно кивает. В сердце загорается надежда: это мой шанс избавиться от Вездерука или хотя бы немного его усмирить!

– Везде… – я запинаюсь, вспоминая, что надо звать его по имени. – Ильфусс меня домогался, мне пришлось защищаться. Господин Фероуз меня спас.

Он щёлкает пальцами:

– Вот именно. Октазия, мне крайне неприятно знать, что подданные империи в твоём доме не в безопасности.

– Но она всего лишь… – Октазия закусывает губу (Фероуз смотрит на неё ледяным взглядом) и склоняется в глубоком поклоне. – Я прослежу, чтобы этого ужасного человека изгнали из моего благородного дома. Благодарю вас за то, что открыли мне глаза на творящиеся здесь беспорядки.

Я сглатываю: ей жаловались на Вездерука, но она никогда его не наказывала. Её обещание – правда или вежливая ложь?

– Спокойной тебе работы, – едва улыбается мне Фероуз и взмахом руки отправляет прочь.

Он вновь смотрит на Октазию, её щёки пылают. Бесшумно выскальзываю из гостиной и затворяю двери. Хочется верить, что она сдержит обещание, но пока Вездерук здесь, и следует вести себя осторожно.

Третий час я помогаю на кухне. Пот струится между лопаток, лицо наверняка такое же багровое, как у кухарок. Сегодня первый день, когда я выполняю чёрную работу с радостью: здесь слишком много людей, чтобы Вездерук попробовал до меня добраться. Даже переодеваться не пришлось идти: мне одолжили сорочку, и одежда быстро просохла у очага.

Пока вырезаю косточки из вишен (с пальцев будто капает кровь), мысли крутятся вокруг сегодняшних событий. Я никого не обнадёжила по поводу Вездерука, но то и дело обмирала, представляя, какой замечательной может стать жизнь без него.

Обдумываю возможную подмену на бал: спрашивала у кухарок и служанок, но, к сожалению, Октазия почти всех слуг одолжила на подготовку к балу, и у остальных было слишком много работы, чтобы разрываться между императорским дворцом и домом. Но я ещё надеюсь, что уговорю кого-нибудь из городских знакомых меня подменить.

Рядом шумно шкварчит лук.