Короткий удар в крышу прерывает поток сладких мечтаний. Я оттягиваю штору и смотрю на главные ворота: ничего не происходит. Но тут в боковую дверь выскакивает наглец с мешком вещей. Судя по перекошенному гневом разбитому лицу, Октазия исполнила обещанное.

Отлично, хотя она мне по-прежнему не нравится. Ударяю в стену, и экипаж трогается. Между шторок я ловлю взглядом высокие каменные стены. Надеюсь, золотоглазая Луна мне благодарна: обычно это чувство делает женщин сговорчивее.

 

3. ГЛАВА 2. Одна беда сменяется другой

 

Сейчас тот редкий случай, когда усталость тела не спасает от мыслей: они безумно вертятся, мешая уснуть. В нашей комнатке на троих лишь я: одна соседка заболела, и Октазия отправила её домой, другая – Ида – на свидании в городе. Лунный свет сочится сквозь шторы. В таком свете уснуть ещё труднее.

Меня снедает раздражение на себя: здесь себе замены не нашла, и, испугавшись Вездерука, не посмела сходить в другие дома, а теперь занимаюсь самоедством. Родной дом тает в мечтах, точно призрак. Сердце разрывает от ощущения, что я больше никогда там не побываю, не увижу сестру и родителей.

Закрываю глаза, но вместо их светлых образов перед мысленным взором предстаёт Верхний город: богатые районы на скале, увенчанной императорским дворцом. Белые стены дворца-крепости сверкают, как снег, и от этого кажется, что всё там холодное и жуткое.

К тому же там проживает наш завоеватель, Император, не снисходящий до того, чтобы назвать народу своё имя. Любвеобильный Император: о его демонической соблазнительности и выносливости в постели ходят легенды. Например, в одну ночь он на спор лишил невинности сразу сорок служанок. Говорили, он обладает способностью возникать из воздуха, и та, которую он так подловит без свидетелей, непременно должна ему отдаться. И ещё много чего. Не то что я переживаю за себя: нас будет слишком много, и наверняка Император предпочтёт кого поблагороднее, но немного страшно идти в логово известного зверя.

Тёмный силуэт возникает в окне, тихо скрипит отворяемая рама. Ида что-то рано. Неужели поссорилась с дружком? Меньше всего на свете хочется сейчас обсуждать мужчин. Поворачиваюсь на бок и закрываю глаза, притворяясь спящей.

Ветер врывается в комнату, по коже пробегает холодок. В животе тянет от дурного предчувствия. Приоткрываю глаза: влезающий человек слишком велик для Иды, это мужчина. На голове мешок с прорезями для глаз. Меня прошибает холодный пот: это Вездерук. В лунном свете ярко вспыхивает лезвие. Ужас сковывает горло.

«Давай!» – внутренний крик раскалывает оцепенение. От ужаса по утомлённым мышцам пробегает огонь, освобождая горло.

– Ааа! – с оглушительным воплем швыряю подушку в лезвие, взвиваюсь с постели, захватывая тюфяк. Шелуха из набивки сыплется на пол. Лезвие мчится на меня. – Ааа!

Закрываюсь тюфяком, пятясь к двери.

– Ааа! – вжимаюсь в створку, обеими руками держа тюфяк, содрогающийся от ударов ножа. – Ааа! Помогите! Вор! Вор!

На миг мужчина застывает. Сквозь огромный тюфяк, даже не видя, я ощущаю его, чувствую, как он подаётся вправо, и смещаю «щит». В дверь стучат кулаком:

– Открой! Открой!

Удары сыплются на тюфяк с удвоенной скоростью, соломенная труха сыплется, и он теряет плотность. Трещит ткань. Ещё пара ударов – и мне конец. Вереща, я со всей силы давлю на тюфяк, запрокидывая на врага. Лезвие выскальзывает из выпотрошенной ткани у моего виска. Отталкиваюсь и запрокидываюсь назад, врезаюсь спиной в дверь.

– Ааа! – судорожно ищу вскинутой рукой задвижку, мышцы горят, кожа горит.

Мужчина выскакивает из-под тюфяка, нависает надо мной – и застывает. Лезвие сверкает в свете луны, озаряя комнату. Сердце выпрыгивает из груди.