– Мистер Вадья! – выкрикнула Первин и устремилась к нему.

– Мисс Мистри. Рад вас видеть в столь знаменательный день. А где ваши родные? – осведомился он с улыбкой.

– Я здесь без них. И пытаюсь попасть на Брюс-стрит. Вы не могли бы… – Она умолкла, поняв, что сейчас расплачется.

– Прошу вас, садитесь. – Мистер Вадья жестом пригласил ее в такси. – Только поживее: возница говорит, что в некоторых районах беспорядки. И они могут распространиться!

– Я вам бесконечно признательна. – Первин поблагодарила бы мистера Вадью пространнее, если бы успела восстановить дыхание. Она уселась в экипаж, стараясь по мере сил привести в порядок свое сари – так, чтобы спутник не заметил, в каком она раздрае.

Мистер Вадья тянул шею, смотрел на дорогу:

– Здесь пока все тихо. Но сколько полиции! Кишат как муравьи. Хорошо, что их так много.

Через пятнадцать минут они добрались до Брюс-стрит, и мистер Вадья сказал:

– Вон ваш дурван[19] стоит снаружи. Мустафа всегда на посту.

– Да. На него можно положиться. – Первин еще раз поблагодарила мистера Вадью за его доброту и поднялась по ступеням на крыльцо, где ее ждал Мустафа.

– Вы вернулись, альхамдулилах![20] – При вознесении хвалы Аллаху голос Мустафы дрогнул. – В городе беспорядки. Мистри-сагиб позвонил из конторы строительной компании и очень разволновался, узнав, что вы не дома.

У Первин не хватило душевных сил вдаваться в подробности.

– Я очень рада, что вернулась. Станцию Чарни закрыли, но мистер Вадья привез меня на такси.

– Понятно. – Мустафа вгляделся в Первин и заметил: – У вас сари порвано. Что случилось?

Первин поплотнее запахнула на себе сари:

– Очень много народу на улицах. Я шла быстрым шагом, видимо, тогда это и случилось.

Мустафа покачал головой:

– Ваш отец прав: в городе небезопасно. Дороги, которые ведут мимо фабричного района, лучше не использовать. Отправляйтесь в гостиницу «Тадж», проведете там ночь вместе с отцом и братом.

Первин хотелось одного: принять дома ванну, смыть воспоминания об этих негодяях. А потом юркнуть под привычное одеяло.

– Я туда не хочу. В «Тадже» будет полно народу. Наверняка много англичан…

Голос Мустафы был непререкаем:

– Отец ваш сказал ни под каким видом не отпускать вас никуда, только в отель. Я поеду с вами на машине – в качестве охраны.

Первин решила предпринять последнюю попытку. Сняла телефонную трубку в вестибюле, попросила соединить ее со строительной фирмой «Мистри и сыновья».

Ответила секретарша, позвала к телефону ее отца.

– Первин, слава богу! Никто не знал, где ты.

– Я, как и ты, была на параде. – Сейчас не время объяснять, какой страшный у нее выдался день. – Папа, я ужасно устала. Страшно подумать, что придется ночевать в отеле. Может, Арман довезет меня до дома какими-нибудь тихими улочками?

– В фабричном районе пожары, по городу бегают поджигатели. Слишком рискованно. – Отец говорил сурово.

Первин тут же подумала о том, куда могут направиться бунтовщики.

– А что мама и Гюльназ?

– Арман отвез их домой сразу после церемонии в амфитеатре. Я дозвонился до мамы, рассказал ей про беспорядки. До нашего возвращения они обе побудут у Банкеров.

Невестка Первин, Гюльназ, была родом из семьи, которая еще в XVII веке в Персии занималась оказанием банковских услуг, поэтому по прибытии в Индию они выбрали английскую фамилию Банкеры. Она и сейчас прекрасно им подходила. За восемьдесят лет, проведенных в Индии, Банкеры успели основать банк «Аполлон», имевший отделения в Бомбее и Пуне[21]. Гюльназ могла бы выйти замуж в семейство куда более состоятельное, чем Мистри, однако благодаря дружбе с Первин она еще в детстве начала бывать у них в доме и там приглядела себе Растома, который и в восемь лет был очень миловидным и обаятельным. Прямо на глазах у Гюльназ он, в силу своей прозорливости, дорос до руководящей должности в строительной фирме Мистри. В брак молодые люди вступили с обоюдного согласия обоих семейств, и, что самое главное, брак этот оказался счастливым.