И действительно, у горизонта происходило нечто необыкновенное. Особенность местной атмосферы влияла на прохождение неярких лучей заходящей звезды, и радужная игра света несколько минут украшала небосклон причудливым природным калейдоскопом.

«Томные сумерки» медленно обволокли меня с ног до головы. Словно в прозрачной дымке приблизили лиловое небо с яркими звёздами, скрыли горизонт и вытеснили всё, что находилось рядом. Я запарил в густом, тёплом и пряно пахнущем воздухе. И уже не хотелось вспоминать о своём «первоисточнике», чем-то там занимавшимся в начале 21 века, об идиотическом сообщении, почему-то очень важном для супершпиона из далёкого будущего…

…В августе 1994 года мы с мамой отдыхали в доме отдыха в Крыму, близ Евпатории. Там тоже были удивительно красивые вечера, обволакивающая сознание приятная духота, и «томная», внезапно наступавшая ночь. Крымская августовская тьма поначалу пугала своей непроницаемостью. Но потом завораживала и заставляла любоваться ею нескончаемо долго. В той темноте, среди южных звёзд, удивительно крупных и близких, ко мне впервые пришли фантазии о множественности обитаемых миров. Не как к астроному или фантасту, а как к четырнадцатилетнему мальчишке, увлекающемуся футболом, коллекционированием марок и значков.

– Вот у этой звезды, – сказала мне мама, показывая на одну из мерцающих в крымском небе «прекрасных зорь», есть планета, похожая на Землю. И там существует жизнь, может быть – разумная…

Тогда я не разбирался в созвездиях, и сейчас в них не силён. Могу, конечно, найти на ночном небосклоне Большую медведицу или созвездие Ориона с его знаменитым поясом. Но на какую звезду мама показывала в тот вечер – не помню. Может быть на Тау, только что ушедшую за горизонт и окунувшую меня и Боба в инопланетную «нирвану»…

За приятную тишину в «томных сумерках» я мысленно поблагодарил слугу из браслета. Он стоял рядом, готовый выполнить любое моё желание. Однако предложенную тему – ответы на вопросы – не поддержал.

Через полчаса я попробовал диктовать Бобу свои впечатления о первом дне пребывания в сумасшедшем мире. А ещё через пять минут меня сковал мозговой «паралич». Я не мог логически формулировать мысли и членораздельно произносить ту околесицу, которая рождалась в голове убиенного восемьсот лет тому назад московского сыщика Володьки Витковского…

Обескураженный таким состоянием рассказчика, Боб «накормил» меня полудюжиной кисло-горьких таблеток и дал выпить полбокала шипучей жидкости…

Вечером следующего дня я всё же озвучил для Боба и карлика Чака «первую главу воспоминаний». Без стеснения, но с некоторыми «купюрами».

Утром же я проснулся вместе с солнцем в знакомом очаровательном будуаре барона Раконера. В одиночестве. Правда, чувство одиночества не истязало мятущуюся мужскую душу ятаганом ревности, или секущей плетью безысходности. Просто я ощутил недостаток внимания к себе во вновь нарождавшемся сознании. Мне не хватало Мадлен. Честное слово! Ни каких-то там Светок или Дусек, а моей чернокожей супруги – баронессы Мадлен Гамильтон…

Тау ещё скользила тёплыми лучиками по вершинам крон могучих баобабов; я ещё не открыл отдохнувшие за ночь вежды и не успокоил утренние эротические фантазии, а из сознания уже вытекали ночные видения, навестившие меня за секунду до возвращения в этот мир…

Я где-то читал, что сон навещает спящего именно за мгновение до пробуждения. Он рождается в предоставленном самому себе, отдыхающем от обыденности человеческом сознании. Завязывается по мотивам событий доселе увиденных или прочувствованных и всплывает из подсознания в самый последний миг. Фантастический, иногда добрый или злой, но всегда странный, как бы не принадлежащий нам.