Среди вышедших вперед оказалась и я. Мне было ужасно противно находиться там и слушать гадости, которые Алла Михайловна раз в месяц озвучивала в сторону учениц. К горлу подкатила тошнота.

«Ты что, себя свиноматкой возомнила?» – спросила она, останавливаясь напротив меня, и тут же отвернулась к следующей ученице. Ответ ей был не нужен.

Вечером я рассказала обо всем маме. Ситуация в училище порой граничит с безумием. О нас вытирают ноги. Да, мне всего одиннадцать, но я прекрасно понимаю, что нас не воспринимают как учениц. Мы – рабы в глазах педагогов.

«А ты думала, в сказку попала?» – ответила мама.

«Мне было неприятно», – я кусала губы и жалела, что вообще рассказала.

«Когда в следующий раз будешь есть, вспомни о том, как тебе было неприятно», – кинула пустую фразу мама и ушла.

А я убежала в туалет. Меня тошнило. От себя. От еды. От балета.

Ненавижу сцену. Ненавижу балет. И училище тоже.

Мама, неужели тебе меня совсем не жаль?

15 октября

Я сидела на занятиях по «классике», ощущая себя какой-то позорницей. Девочки шушукались, тайком поглядывая в мою сторону. Они были уверены, что критические дни не коснутся их еще какое-то время, но каждая при этом жутко боялась, что однажды окажется на одной скамье рядом со мной.

– Задержись, – попросила меня после уроков педагог Милана Евгеньевна.

Переминаясь с ноги на ногу, я вошла в ее кабинет. Я была наслышана о том, что должно произойти дальше. Девочки из старших классов между собой это обсуждали, хотя в нашем училище обычно не принято ничего обсуждать.

– Раздевайся, – Милана Евгеньевна скрестила руки на груди и посмотрела на меня выжидающе. Я испуганно попятилась, пока не уперлась в стенку.

– Что? – хрипло прошептала.

– Показывай прокладку, – потребовала она.

И я показала. А потом вышла из кабинета в слезах. Закрылась в туалете и не могла привести себя в чувство. Раньше казалось, что унизительнее постоянных взвешиваний ничего не будет, но я ошиблась. Это отвратительно.

Ненавижу балет.

Мам, зачем ты отправила меня в этот ад?

1 марта

Ничего прекрасного в балете нет. Я поняла это сегодня, когда неправильно повторила комбинацию на уроке. Знаю, что ошиблась, но раньше подобной реакции от педагога не было.

Она подошла ко мне, схватила за пучок на голове и зарядила пощечину. Я вздрогнула от боли, а в аудитории воцарилась тишина. Мертвая. Все ждали продолжения. А кое-кто в душе радовался, что досталось не ему. У нас тут нет приятельских отношений, по крайней мере, у меня с этим не срастается. Я – белая ворона. Одинокая, вечно попадающая под раздачу.

– Где ты витаешь? – закричала педагог. – Балет – не игрушки. Это работа! Ты должна пахать как лошадь, пока не сдохнешь. Поняла?

Единственное, что я поняла после ее слов – не хочу здесь находиться. Хочу бросить балет, прекратить эти бесконечные оскорбления и издевательства. И именно об этом я попросила маму вечером.

– С ума сошла? – раздраженно вскинулась она и даже отложила свои документы. Ее взволнованный голос заполнил кабинет, пропитал стены.

– Я не чувствую себя там… счастливой, – пробормотала я себе под нос.

– А кто сказал, что счастье важно? Ты должна чувствовать себя первой, лучшей, чтобы все вокруг мечтали быть похожими на тебя. А счастье – удел домохозяек.

Она указала на дверь, и я ушла. Мир рушился с каждым шагом. И тут еще ты… Стоял посреди коридора, смотрел на меня. Под глазом фингал, на кулаках ссадины. Слышала, в последнее время ты часто попадаешь в неприятности.

– Что с тобой? – спросила я, позабыв о своей обиде. Да, мы не общаемся, и ты ненавидишь меня, но это не повод пройти мимо. В глубине души я все еще хочу быть твоим другом. Или семьей. Ведь у меня никого нет. Даже в этом огромном особняке. Я одна. Порой мне кажется, ты тоже один.