– Сын мой… – с деланным смирением начал священник. – В том положении, в котором мы все находимся, не зная, сколь долог оставшийся нам земной скорбный путь, мы должны вверить наши души Господу…

– К вопросу о душе. Ваша, по-видимому, еще довольно крепко держится в теле. А вот у них, как я заметил недавно… – (Ратмир указал взглядом на людей, умиравших под навесом). – С чего бы так?

Опустив очи долу, падре отвернулся и отошел. Последнее замечание Ратмира угодило в точку. По сравнению с отощавшими пленниками, среди которых были женщины и дети, доминиканец казался на удивление упитанным.

Ратмир отыскал глазами Виолета, беседовавшего с тремя белыми. Позвал его. Моряк подошел. Ратмир представил Камока и Виолета друг другу. Они обменялись приветственными жестами (впрочем, скорее вежливыми, чем дружескими). Виолет тихо сказал:

– Как ты его! – И сделал жест в сторону удалявшейся сутаны. – Не знаю, Ратмир, кто из вас чаще держал в руках Писание, но ты, явно, нашел там больше знакомых букв.

Падре не остановился. Но Ратмир, как показалось, услыхал с той стороны змеиное шипение.

Еще до зари пленников разбудила сирена. Унылый строй потянулся через ворота наружу. Ратмир пошел с краю и сумел рассмотреть многое вокруг. У ворот несла караул четверка белых людей, вооруженных кинжалами, револьверами, кнутами и одетых в камуфлированные пестрые комбинезоны без погон и такие же пестрые кепи. Здесь каждый получил по куску все того же жмыха, и затем пленников растолкали по вагонам, похожим на теплушки с тормозными площадками. На каждой тормозной площадке стояли двое надзирателей. Проход к поезду был оцеплен сардукарами: у каждого – винтовка с примкнутым штыком. Охрана закрыла двери, заперла их снаружи. Поезд тронулся.

Ехали около получаса с большой скоростью. Остановились. Начался развод на работы. Одни должны были с помощью молотов и железных клиньев откалывать глыбы камня, другие – таскать эти глыбы на носилках, или прямо на руках к железнодорожной линии. Не избавлены были ни женщины, ни дети. Они подносили известь в мешках. Затем это грузилось на платформы и отправлялось… куда? Надо полагать, на строительство новых сардукарских фортов.

Ратмир, ворочая камень за камнем, раздумывал о способах побега. Способы казались все более фантастичными, а сам побег – все менее осуществимым… Примерно часа через два после начала работы он вдруг услышал вопль. Обернулся. И в паре шагов позади себя увидел лежащего человека. Голова его была разбита: грязные русые волосы быстро пропитывались кровью. Липкий от крови камень валялся рядом. Обеими руками человек сжимал отточенный кинжал. Не самодельный нож из какого-нибудь куска железа. Именно кинжал. Переведя взгляд, Ратмир заметил поодаль огромного индейца. В поле зрения было не меньше тысячи других индейцев, но Ратмир обратил внимание именно на него. Быть может, – потому, что индеец был очень высок ростом? Или – потому, что он кивнул ему головой? Или – потому, наконец, что был то вождь могавков Атог? Охрана уже суетилась, с криками сбегались вооруженные точно такими же кинжалами белые, молча – сардукары с винтовками. Но все они были еще далеко. И Ратмир расслышал:

– Приветствую тебя, друг принца Куаутемока! Этот койот, – ирокез кивнул на раненого, – с утра примеривался тебя зарезать. Слыхал я, ты храбро сражался за принца, и не могу позволить, чтобы воин погиб от грязного ножа убийцы. – Наклонившись к раненому, Атог хотел взять кинжал.

Ратмир удержал его:

– Стой, Атог! Если это найдут у него, – то ведь ты уже назвал его убийцей. А если у тебя, – нам не поздоровится.