В гостинице место можно не спрашивать: квартир раздутому штату ра ботников авиаотряда хронически не хватает. Забиты и общежитие, и гости ница.

– У тебя есть знакомые в Корфе?

– Есть подруга, придется к ней идти.

– Где она живет?

– В центре, недалеко от клуба.

– Тогда нам по пути.

Дверь закрыта, и на стук никто не отвечает.

– Значит, на работе и придет не раньше пяти.

– Пойдем со мной, подождешь у моих знакомых.

– Неудобно.

– А в подъезде ждать удобно? Пошли, хоть согреешься.

– А что они подумают?

– Это зависит от меры их испорченности. Пойдем, там и выясним.

Вот мы и одни, никто нам не мешает.

– Прошу, синьора.

– Ты не сказал, что их нет дома.

– Ты тогда вообще бы не согласилась идти. Они появятся около шести. Я тебе внушаю дикий ужас?

– Нет, – она чувствует себя не в своей тарелке, – но ужасно неловко.

Она снимает пальто, проходит в кухню и садится на краешек стула.

– У тебя такой вид, словно ты взбираешься на эшафот.

Слава богу, рассмеялась.

– И все-таки, что подумают твои знакомые?

– Не переживай, я скажу, что ты моя любовница.

Хохочет она великолепно, откидывая голову назад и открывая рот. Очень трудно не подойти, не обхватить голову и не закрыть рот поцелуем. Но тогда смех оборвется, в глазах мгновенно блеснет холод стали, и она исчезнет из моей жизни навсегда. Неужели может быть так, что она когда-нибудь ответит на поцелуй?

Неужели это чудо возможно?

– Ну вот, так лучше, а то сидишь на краешке стула, как бедная родственница, и готовишься убежать при первом стуке в дверь.

Сейчас выпьешь – полегче станет.

– Этого еще не хватало!

– Шутите, девушка. Я из-за тебя грех на душу взял, солгал бороде, около сердца три часа грел для тебя, а ты отказываешься! Пей, иначе тебя боги накажут. Пей потихоньку, еще холодная.

– Придется пить.

Пьет маленькими глоточками. Какое наслаждение видеть, как она смакует каждый глоток и зажмуривается от удовольствия. Ради такого пойдешь не только на ложь, да простит меня борода, он же тоже мужик.

– Спасибо. Что бы я делала без тебя?

– Это мне господь подарил сегодняшний день. В этом году он лучший. Она вся вспыхнула и тут же снова стала игольчатой.

– Ты все время пытаешься петь. Какого ты мнения о своих вокальных способностях?

– Голос у меня не громкий. Нет, не громкий, а удивительно противный. Но не петь я не могу, особенно сейчас.

– Иногда ты не ошибаешься.

– Чаще бывает обратное.

Она снова хохочет, закинув голову. И снова замелькали бессовестные стрелки часов, и уже раздеваются в прихожей хозяева, и смотрят на нас довольно недвусмысленно и осуждающе, особенно Люся, подруга моей дражайшей половины. Алина это чувствует и на невразумительное приглашение поужинать отвечает категорическим отказом.

– Я тебя провожу.

На улице она снова становится самой собой.

– Интересно, что они скажут твоей жене?

– Не переживай. Моя жена скажет Сереже гораздо больше.

– Нет, с тобой не соскучишься!

– Стараюсь.

Ее подруга уже дома. Радуется ей она вполне искренне и недоуменно поглядывает на провожатого замужней женщины. Наша мораль нам не раз решает даже общения не со своими.

– Галя, – знакомит нас Алина.

– Галя, вы выдержите свою подругу до завтра?

– Конечно, и даже больше.

– Отлично, тогда моя миссия окончена. Кстати о птичках, сегодня в семь двадцать «Приваловские миллионы».

– Я уже видела, – отказалась Галя.

Вот умничка.

– Тогда я в семь здесь с билетами.

Она просто смотрит, на ее лице не прочесть ничего. Только однажды, когда муж подсовывает свою жену в постель Привалову ради дела, она неопределенно хмыкает, но тут же берет себя в руки.

Обсуждать фильм у нее уже нет сил. Естественно, день был вполне нагруженным. Короткое прощание у двери Галиного дома.