Так Маришка и попугай Гаврик стали жить в русской подводной лодке. Находясь в тесном пространстве каюты, она часто вспоминала те вечера, когда всматривалась в горизонт, мечтая уехать с острова. Теперь ей очень хотелось вернуться домой, и старый Ма-Кака не казался уже таким старым и толстым. Но лодка русских моряков шла своим курсом, и дом Маришки остался где-то далеко позади. Обезьянке ничего не оставалось делать, как сутками смотреть фильмы из видеотеки матроса Овечкина, большая часть которых была посвящена темам кругосветных путешествий и русского корабельного флота.

Щадя тонкое обоняние гостей, Овечкин курил очень редко, за пределами каюты, да и делал он это исключительно для форсу, подражая капитану.

Маришка любила наблюдать за Овечкиным, когда тот огромными кулаками бил по груше. Свои занятия он называл боксом и говорил, что мечтает стать чемпионом по боксу на «Вулкане».

Матрос Овечкин попробовал научить играть попугая в шахматы и не подозревал, что эта затея обернётся для него настоящим бедствием. Гаврик никак не мог усвоить правила игры, зато ему очень нравилось выкрикивать специфические игровые термины, и он кричал:

– Мат в два хода!

– Какой мат? – сердился Овечкин. – Лопух! Мы только что расставили фигуры.

– Объявляю эндшпиль! – торжественно провозглашал попугай.

– Эндшпиль – это заключительная часть шахматной партии, – терпеливо объяснял матрос Гаврику.



Когда Овечкин отсутствовал, попугай играл сам с собою и кричал во всё горло голосом Бориса в рифму: «Конь рубит слона! Офицер рубит пешку! Здесь все сошли с ума, сказала королева с усмешкой!»

Вспоминая слова капитана, Маришка размышляла: почему он назвал её и Гаврика минами замедленного действия? Из книг, что давал ей читать Борис Овечкин, она узнала, что мины – это некие подводные устройства, способные взрываться, уничтожая корабли врагов, но в чём состояла связь обезьянки и этих устройств, Маришке было непонятно. Маришка помнила, что при первой встрече капитан обещал подумать. Значит, судьба Маришки и Гаврика была в его руках.

Между тем о присутствии обезьянки и попугая на корабле узнали матросы. Тому способствовал судовой повар, который по составу меню, что заказывал Овечкин якобы для себя, догадался о тайных членах команды. И гости зачастили с визитами. Они по одному, а то и толпой появлялись в каюте Овечкина и от души веселились, болтая с Маришкой и Гавриком на разные темы. Матросы прозвали Маришку Субмариной, что обезьянке было совершенно безразлично, зато Гаврику словечко понравилось, и он провозглашал:

– Субмарина – мина замедленного действия! Как жахнет!

Матросы рассказали Маришке о болезни Овечкина. Между собой они так и называли её: «болезнь Овечкина». Проявлялась она в том, что матрос в минуты особого душевного напряжения мог заснуть в самый неподходящий момент и в любой обстановке. Настоящего имени этой болезни никто не знал, но все матросы отлично помнили тот день, когда Овечкин впервые заболел. А случилось это на сеансе одновременной игры в шахматы. Овечкин играл сразу с десятью членами команды «Вулкана», но так и не доиграл. Он заснул сидя за столом, и никто из матросов в тот день не смог его разбудить. Видно, сказалось перенапряжение.

По-разному складывались отношения обезьянки с членами команды «Вулкана», но особенно её раздражал мичман Семён. Внешним видом он напоминал Ма-Каку, но был моложе, носил в ухе серьгу, и руки его покрывали наколки, среди которых Маришка читала: «Лондон», «Париж», «Гавана».

Осматривая ту часть туловища Маришки, где когда-то был хвост, Семён любил повторять: