Нуха лежит у подножья Кавказских гор и покрыта садами и шелковичными плантациями, так как здесь главная разводка шелковичного червя за Кавказом. Сады эти большей частью расположены по берегам мелких ручьёв, струящихся из гор, где и идёт дорога. Таким образом, приходится проезжать целые версты по воде, в тени пышных деревьев. Это делает город весьма растянутым, но не видным, так как строения повсюду окружены деревьями. Дома большей частью одноэтажные, смазанные глиною на плетне и тростнике, с крутыми соломенными крышами и с оконной стороны обнесённые галереей или навесом, где целый день бывает тень, и где ковры для сидения, и стоят медные сосуды с холодной водой для питья. В комнатах полы глиняные, у богатых покрыты кругом коврами, [на них] расположены подушки для облокачивания. Стульев и столов нет; ходят, сидят и спят все на полу. Дворы перед галереей обыкновенно чисты, хотя и ходит по ним скотина, но навоз тотчас же подбирается, налепливается на окрестные стены и сушится, и потом употребляется на топку в каминах, так как других печей у них нет. [Это же топливо идёт] и на раскаление боков сделанных в земле ям для выпечения в них хлеба. Хлеб пшеничный и пресный, в виде больших блинов налепливается на горячие стены этих ям и называется чурек. Этот хлеб есть непременная придача всякого обеда и служит не только для кушанья, но и заменяет салфетку: азиатцы обтирают им рот и руки. Обед подается на подносах – деревянных, оловянных или медных вылуженных, смотря по богатству. Они круглые и могут быть иногда 1½ аршина в поперечнике. На эти подносы ставятся несколько блюд вокруг, состоящие большей частью из плова из саранчинского пшена и разных душеных жарких или шашлыков, на вертеле жареных кусочков баранины. Потом подаются миндальные пирожные, жаренные на бараньем жире и, наконец, виноград и другие фрукты. В более бедных домах употребляется кислый творог.
Получив проводников, я отправился по Вандамскому ущелью прямо через главный хребет гор в крепость Кубу, место сбора отряда. Тропинка круто поднималась наверх, и это в течение более половины дня. Подъём был так крут, что одна из моих вьючных лошадей пала; мы бы совсем не переехали, если бы погода нам не благоприятствовала. Потом тропинка идёт по самым крутым скалам, и так узка, что одна лошадь только может пройти, и то с трудом уворачиваясь от поминутно падающих сверху камней. Это не даёт времени опомниться, и [мы] все идём смело вперёд, потом только содрогнешься, когда опасность миновала. Затем проходили мы столь высокие хребты гор, что трава даже делалась редкою, а направо поднималась огромная снеговая гора Тфан (Тфандаг). В это время нашла дождевая туча так, что с одной стороны светило солнце, а с другой падал дождь; картина очаровательная. Немного подальше находится Шахдаг – самая большая возвышенность южного Кавказа, но её не было видно. С этих снеговых гор весьма часто падают огромные снежные завалы; так в одном месте мы переезжали под сводом снегового моста, образовавшегося через пробивающий снег ручей, и только поздно вечером успели прибыть в деревню Хналых, сделав в этот день 60 вёрст.
Эта деревня лежит очень высоко, и около неё не видно ни дерева ни куста, все скалы и тощая земля. Жители говорят особенным языком, вовсе отличным от всех соседей. Дома их из дикого камня без печей, как наши курные хаты, обыкновенно в два этажа; внизу живёт скотина, а наверху – хозяева. Меня приняли за доктора, потому приводили больных, большей частью таких, которым помочь невозможно. Под камнями в окрестностях Хналыха я нашёл