«Так вот ты какая, река Висла!» – хотелось воскликнуть ему, и будь у него солдатская каска или котелок, то непременно бы зачерпнул и испил её мутной водицы. Горячее солнце, словно Дамоклов меч, зависло прямо над головой и жестоко припекало ему голову, да так, что становилось дурно. Видно, сказывалось вчерашнее употребление водки. Чтобы хоть как-то взбодриться, он решил искупаться, но едва зайдя в воду по пояс, взвыл от резкой боли в правой ступне. К списку выше перечисленных злоключений добавился ещё и глубокий прокол правой ноги от осколка стекла зелёного цвета, который впился глубоко в его ступню, словно клык хищного зверя. Несчастный путник готов уже был, как в кино, бить кулаками о землю от отчаяния и боли, как до его замутнённого сознания стало доходить то, что его… окружают! И подняв голову, он заметил с десяток «жевунов», которые стояли полукругом вокруг его распластавшегося тела и, всё так же чего-то там пережёвывая, переговаривались на своём языке с невероятным количество шипящих «чи» и «ши». Они все были роста ниже среднего и как на подбор пузатые и мордастые, со слегка вылупленными глазами. Как некий пароль, он снова услышал: «Цо, Сталин – курва?» И он, чуть было не теряя самообладания, опустошённым голосом выдавил из себя: «Курва… Курва, мать!» Боль в ноге стала невыносимой, пронзая, словно лезвием, его мозг, и вырвав из неё этот злополучный кусок стекла, он печально констатировал, что из раны сильно хлещет кровь. Поляки, услышав правильный ответ, добродушно закивали головами и, не обращая внимания на его пораненную ногу, стали интересоваться: «В Афганистане був?» А единственный подросток из толпы, улыбаясь, фальшиво пропел: «Белые розы, белые розы…»

Но так не могло продолжаться вечно, и всё-таки здравый смысл восторжествовал: один из пожилых «жевунов» с шикарно длинными усами а-ля Тарас Бульба и с физиономией Леха Валенсы что-то прошепелявил низкорослой тётке, и она колобком покатилась в сторону дач на своих коротких ножках, при этом нервно вздрагивая пикантными ягодицами. Довольно быстро она вернулась с плетёной корзиной, в которой кроме куска хлеба с сыром и пластиковой бутылки с водой был ещё йод и пара валиков с бинтами. Пока Борис сам себе перевязывал ногу, публика не расходилась и, наблюдая молча, следила за ним, с выражением неподдельного сострадания на лицах. Поблагодарив местных жителей, он поковылял по тропинке вдоль берега реки, долго чувствуя их взгляды у себя на затылке.

Солнце уже клонилось к закату, когда путник добрался до первой ухоженной деревушки, где на площади красовался небольшой костёл, около которого не спеша прогуливался местный служитель весьма набожного вида. При знакомстве он оказался на редкость приветливым человеком лет сорока, худощавым и с выбритым до синевы подбородком. Борис нуждался в обуви большего размера, так как перевязанная и солидно распухшая ступня уже не влезала в старый башмак, и следовало ожидать только ухудшения. Польский батюшка без лишних слов отвёл своего незваного гостя в какую-то подсобку при костёле, где кучами были свалены поношенные вещи. «Это мы собираем среди прихожан в помощь для жертв Чернобыля, – сказал святой отец и добавил: – Христиане помогают своим ближним!» Рыться в старых вещах было уже слишком для его гордыни, да к тому же после беглого осмотра никакой обуви нужного размера он не приметил. Разве что в углу примостились шикарные роликовые ботинки красного цвета с четырьмя колёсиками на каждой подошве. Почти безумная, но на тот момент гениальная идея посетила его: если нельзя идти пешком, то почему бы не проехаться на роликах? Батюшка явно спешил на ужин и, слегка гримасничая, выражал всем своим видом некую озабоченность. Путник не стал его долго задерживать и, прихватив заветные роликовые ботинки с каким-то старым рюкзаком, подался восвояси. Святой отец на дорожку перекрестил блудного сына и вручил ему солидную упаковку пластырей «made in USA». Этот подарок оказался весьма кстати, и в дальнейшем на протяжении долгого пути наш герой поминал этого служителя бога тихим и добрым словом.