«Не всегда».

«Хорошо. А что вообще значит – быть живым? Расскажите, почему ваша дочь была настолько подавлена в последние дни».

«Она… Я думала, что хорошо её знаю, но существовало множество вещей, которые происходили в тайне. Она вела дневник, в котором высказывалась о своих эмоциях, чувствах. Я не смогу пересказать вам содержимое, переживаю, что мне снова станет плохо, как в первый раз, когда я увидела написанное. Но вы сможете прочитать и понять, что я имею ввиду».

«Дневник является весьма неплохой зацепкой. – согласился Ренгардт. – С вашего позволения, я начну читать его прямо сейчас».

Иннестерия подала парню дневник. На обложке красовался причудливый орнамент бледно-голубого цвета, напоминающий то, что доводилось видеть на центральных воротах собора, лишь с одним изменением – внизу была дорисована маленькая фигурка, напоминающая человека. В остальном же внешне это был самый обычный дневник, который любой желающий мог заполучить на складе у работников за пару «виктов» – единственной валюты, на которую разменивали некоторые вещи жители собора. Но не слишком примечательным он являлся лишь снаружи.

На первой странице Ренгардта ждал приятно написанный текст. Каждая буква была старательно выведена и разборчива, в разных областях листка, то и дело, мелькали небольшие рисунки различного содержания: сердечки, кошечки, звёзды, которые с каждой новой страницей менялись на что-то более абстрактное и бесформенное. Парень начал шустро перелистывать страницы, одну за одной. После середины дневника текст практически пропал, придя на смену огромному количеству странных математических и химических расчётов, а в конце Ренгардт обнаружил в лишь одну формулу, взятую в очень жирный красный овал – перечень различных материалов смешивался, на месте получившегося результата весьма неудобно находился знак вопроса, а огромная галочка, стоящая рядом, будто успокаивала и пыталась уверить читателя – формула рабочая, не сомневайтесь, можете смело пользоваться!

«Знать бы ещё, для чего она предназначена. – подумал про себя юноша. – Ладно, не будем торопиться, всё по порядку, верно? Давайте-ка начнём с самого начала».

Хоть он никогда и не слышал Эланию вживую, Ренгардт попытался в пределах своего воображения представить то, как она, сидя в своей уютной комнате, пишет этот текст, пленённая разными чувствами, а затем перечитывает написанное вслух.

«Привет, мой новый друг. Не ожидала я, что в моей жизни появится дневник и я всерьёз буду этим заниматься. Совсем пустым, когда-то приходилось тебе лежать на одной из бесчисленных полок и обрастать пылью, будучи никому не нужным. Но вот ты здесь, со мной. Наверное, будь такая возможность, ты бы произнёс благодарственные слова, а я бы тебя остановила. В текущий момент ты оказываешь мне услугу несоизмеримо большую, нежели мой небольшой вклад в заботу о тебе и твоей судьбе. Я хочу, чтобы ты выслушал меня. Сил во мне слишком мало остаётся. Который день я бреду по площади, наблюдая за этими комками из себялюбия, страха, непонимания. Запертые в своём убежище, пытающиеся окружить себя вечным комфортом и найти причину, по которой ещё рано обращаться в вечный прах. Устала спорить с этими идиотами! Никто не задаётся даже самыми простыми вопросами. Например, в чём смысл всех изображений, встречаемых повсеместно в пределах собора? Кто и когда их оставил? Кто был создателем этого собора? Даже якобы умнейшие из нас – служители, не располагают сведениями. Лишь туманными трактовками, изменчивыми и непостоянными. История нашего народа замерла. Мы стали позором, и, увидь нас кто из предков, уверена – смех бы его запомнился надолго. Самое страшное, что никто в округе не способен этого осознать, даже моя мама. Я столько раз пыталась объяснить ей, что имею ввиду, но потом поняла, что она не настроена, что она не стала бы поддерживать меня в моих начинаниях. Спасибо, что хоть ты меня слушаешь. Я к тебе ещё обязательно вернусь».