Жорка отрывается, чтобы перевести дыхание, и в это мгновение она неожиданно обнаруживает, что он уже почти лежит на ней, что платье у нее заголено, а трусики приспущены… Неимоверный страх и стыд парализуют Нелли. Теперь она слышит его правую руку в самом неожиданном месте, окончательно трезвеет и, собрав все свои силы, с неистовством и гневом отшвыривает Жорку.

– Дурак! – почти в истерике кричит она, торопливо, неумело поправляя одежду. – Дурак! Дурак!..

Жорка сидит на дне баркаса и улыбается, бесстыже разглядывая ее. Она бросается на него, и с яростью принимается колотить куда попало, и трудно понять, чего больше она вкладывает сейчас в эти удары – страсти или зла…

– Как тебе не стыдно? – наивно спрашивает Нелли и с новой силой набрасывается на него.

– Я же пошутил! – отбиваясь, кричит Жорка. – Малыш, я только пошутил! Больше не буду, честное комсомольское… Чтоб мне на рее висеть – больше не буду-у…

И он, и она прекрасно знают, что будет…

Неяркое осеннее солнце улыбчиво и снисходительно смотрит на них, с усилием вкатывая самое себя на вершину далекого гольца, с которого видно так далеко окрест, что и край земли уже кажется не за горами…


В отдельный номер поселить Земляникину не удалось (шла районная партконференция), и Юра Трутнев откровенно загрустил. Он столько надежд связывал с этим мероприятием, а довольствоваться пришлось лишь вороватым поцелуем в коридоре гостиницы.

В номере уже жили две женщины. На Нелли, вошедшую в сопровождении Трутнева, они посмотрели враждебно, тоже явно недовольные посторонним человеком в их устоявшемся сообществе. Кто они – шут его знает… Вполне могут оказаться партактивистками: сегодня они в глубинке, на предприятиях, а завтра – здравствуйте вам: в кабинете заведующего отделом пропаганды райкома партии, а то и выше – в кресле третьего секретаря. За три года Юрик эту механику хорошо изучил и рисковать не стал. Он подкинул парттётенькам по комплименту, помог передвинуть стол, подсказал посмотреть в кинотеатре новый французский фильм с Бельмондо в главной роли (любимца таких вот пышненьких дам), и тетеньки оттаяли. К Нелли он обращался подчеркнуто официально и порадовался, когда она с первых же слов верно поняла и подхватила его игру. Он не прозевал тот момент, когда игру надо было заканчивать, и тоном переутомленного заботами человека сказал Нелли:

– Через час мы ждем вас в райкоме… Отметите командировку, ознакомитесь с планом семинара и мероприятиями. А пока устраивайтесь и отдыхайте…

Нелли понимала, какая неистовая буря кипит в душе Трутнева, каким благородным негодованием переполнен он сейчас и, взглянув на бодро уходящего Юрика, не сдержала улыбку.

– Большое спасибо за все, – вежливо поблагодарила она, а глазами, всем своим видом как бы сказала: «Бе-едный, бедный Юрик, как мне тебя жаль! Но что поделаешь – обстоятельства оказались сильнее желания инструктора райкома комсомола».

«О прекрасная, – ответил ей взглядом Юрик, – это только отсрочка… И тем торжественнее, тем прекраснее будет у нас финиш! Он уже близок…»

– Какой милый молодой человек, – сказала одна из полных женщин с золотыми зубами.

– Удивительно обходительный для наших мест, – сказала вторая полная женщина, но без золотых зубов.

– Он что, в райкоме комсомола работает?

– Да, – ответила Нелли.

– Интересно, интересно… А как его фамилия, не подскажете?

Конечно, это было бесцеремонно, но в соперницы дамочки никак не годились, и Нелли беспечно ответила:

– Трутнев… Юрий Матвеевич Трутнев…

– Как! – ахнула женщина с золотыми зубами. – Трутнев? Лиза, а не тот ли это Трутнев?..