– Еще какие будут мнения? – желваки на скуластом лице Владимира Александровича заходили ходуном, и Бурлаев понял, что он недоволен предложением директора ремзавода.

– Разрешите?

– Сергей Сергеевич? – вскинул голову Пушмин. – Говори…

– Мне думается, – Бурлаев откашлялся, – не надо быть столь скоропалительно категоричным – решается судьба человека…

– Вот именно, – нахмурился первый, и Сергей с облегчением понял, что правильно угадал желание Пушмина.

– Тем более, мы все прекрасно знаем Петра Константиновича как человека исполнительного, умеющего мыслить современно… Насколько мне известно, прибыли ресторана «Волна» растут, обслуживание клиентов с приходом Петра Константиновича намного улучшилось, появились прекрасные отклики в книге отзывов… А что касается недостачи, товарищи, – Бурлаев обвел членов бюро внимательным взглядом за толстыми стеклами очков, – кто из торгующих организаций от нее застрахован? Наверное, только те, кто плохо торгует, – усмехнулся Сергей и сел на место.

– Но речь идет о воровстве! – вскочил директор ремзавода.

– Минуточку, – остановил его Пушмин. – Сергей Сергеевич, у тебя какие будут предложения по Дворцовскому?

– Наказать, разумеется, – с места ответил Бурлаев. – Наказать по партийной линии, чтобы впредь копейку считать научился… Строгий выговор с занесением в учетную карточку.

– Хорошо… Спасибо… Кто еще из членов бюро имеет какое мнение?

Все молчали, отлично понимая, в какую сторону и как решится судьба Дворцовского. Сам он, до этого сидевший в углу с низко опущенной головой, бледный, вздрагивающий от каждого громкого звука, слегка распрямился, пот, до этого ползущий по его вискам, просох.

– Что же, подведем итоги? – Владимир Александрович встал. – Я думаю, товарищи, нет ничего проще, как отправить человека под суд… Вот сейчас заберем мы у Дворцовского партбилет и считай – нет человека. Правильно? А у него семья. Между прочим, товарищ Кольчугин, у него двое детей. – Пушмин строго посмотрел на директора ремзавода. – Вы человек молодой, начинающий жизнь, и я хочу вас предупредить: принципиальность – дело хорошее, но когда за нею не видят человека, извините, кому она нужна? Да, виноват Дворцовский, сильно виноват, но он искренне раскаялся и уже внес те деньги, что вменялись ему в криминал… Я думаю, Петр Константинович за эти дни все проанализировал и взвесил, сделал соответствующие выводы, и впредь будет более аккуратен в обращении с социалистической собственностью. В общем, я целиком и полностью согласен с предложением первого секретаря райкома комсомола – ограничиться в отношении Дворцовского строгим выговором с занесением в учетную карточку… Ставлю на голосование. Кто за то…

Когда бюро закончилось и его члены, шумно отодвигая стулья, потянулись к выходу, Пушмин окликнул Бурлаева:

– Сергей Сергеевич, задержись на минутку…

Сергей остался сидеть на своем месте.

– Ну, как дела, комсомолия? – с улыбкой спросил Владимир Александрович.

– Да вроде бы нормально, – осторожно ответил Бурлаев.

– Тебе сколько лет? – неожиданно задал вопрос Пушмин.

– Лет? – растерялся Сергей. – Я с сорок восьмого года…

– Значит, тридцать тебе уже стукнуло? Прекрасный возраст, Сережа, прекрасный… Я в этом возрасте из армии демобилизовался, в шестьдесят третьем… Слушай, а не надоела тебе комсомольская работа?

– То есть – как?! – опешил Бурлаев.

– А вот так! – Пушмин прихлопнул ладонью по столу. – Мне кажется, что тебе уже тесноваты рамки комсомольской работы… Пора подумать и о более широком оперативном просторе… У меня, между прочим, в будущем году Филатов уходит на пенсию, а заменить его некем. Честно говоря, устал старик, выдохся и все последние годы помощи от него никакой. Держали за старые заслуги, но теперь он сам просится. А с тобой, Сергей Сергеевич, я думаю, мы сработались бы: мужик ты толковый, с техническим образованием, соображающий… В общем, ты подумай на эту тему, хорошо подумай, взвесь все за и против – время есть. Но пока – молчок. Не было у нас с тобой об этом разговора. Пока – не было! Договорились?