Людской поток плавно вынес детектива во двор, пронизанный отвесными солнечными лучами, с празднично шумящими кронами тополей, звонкими гудками автомобилей, с разноголосицей ребятни на скамейках вдоль недлинного ряда гаражей-ракушек.. Какая-то баба не выдержала, высоко и заученно заголосила прежде времени, поддержала другая… и в этом ритуальном подвывании Иван Петрович не расслышал сухой пистолетный щелчок, и тем более не увидел, как выходивший последним Сережик, неестественно сильно дернул головой и завалился обратно в подъездный тамбур.

Шмыга поймал скорбящего Миронова за локоть.

– Не теряться, Виктор Валентинович, – только и успел сказать ему, как краем глаза увидел двоих теток, горластых, краснощеких, словно подвыпившие Снегурочки, тащивших одну огромную сумку на двоих, и с любопытством озирающих траурную толпу.

Снегурочек в летний день на открытке «Иван Петрович присутствует на похоронах любимой тетушки клиента» не было. Да и выглядели они не очень хорошо: чересчур прямо, как у балетного станка, держали спину, глаза зло сощурены, крашенные губы сжаты в узкую полоску… Шмыга уже падал, увлекая за собой ошарашенного Витеньку за колесо подъехавшего «Икаруса», когда бабы бросили сумку на землю, разом склонились над ней, затем молниеносно выпрямились с автоматами «Узи» в руках.

Прицельной была только первая губительная для многих очередь. Звук донесся позже, звонким грохотом разнесшимся по двору. Вначале стали падали люди, кто-то молча, кто-то с бессильным и жалобным воплем, кто-то успевал выкрикнуть невнятное проклятье… С пятидесяти метров крохотные стальные раскаленные жуки делали с человеческими телами все что хотели, разбивая, разламывая, вспарывая хрупкую плоть. В щепы разлетелись табуреты, и гроб рухнул, вывалив покойницу лицом в грязный асфальт. Если бы не водитель «Икаруса», который за секунду до пальбы дал задний ход, намереваясь освободить место для прохода процессии, жертв было бы гораздо больше. Стекла автобуса мгновенно побелели, осыпались, металл корпуса покрылся множеством аккуратных круглых дырочек со вмятыми внутрь краями.

Вся профессиональная проницательность Шмыги, спасшая жизнь ему и Витеньке в первые секунды налета, оказалась напрасной, если бы не Коляша, который разгадал замысел нападающих и понял, что бабы палили больше для острастки и паники. Поэтому он падал на землю лицом к темной дыре подъезда, вытянув перед собой руки со служебным «макаровым». Оконное стекло на втором этаже, выбитое рукояткой пистолета, посыпалось кусками вниз, и едва только в нем показался силуэт, вкидывающий руки в прицельном жесте, Коляша выдохнув, спокойно, размеренно, словно находился в служебном тире, успел выпустить в него три пули, прежде чем еще один убийца, находившийся этажом выше, не раздробил ему переносицу точным выстрелом.

Упавшая рука мертвого телохранителя ткнула детектива в щеку горячим стволом. Он резко повернулся и увидел светловолосого мужчину в светлой плащевой куртке, сидящего на подоконнике третьего этажа, увидел четко, словно тот находился совсем близко, на расстоянии не больше двух-трех метров в ярко освещенной комнате. На коленях его лежал большой никелированный пистолет, второй точно такой же он держал, вбивая в него обойму. Виктор Валентинович распластался рядом на земле в своем широком черном кожаном плаще, зажав уши и корчась от каждого выстрела. Сменить позицию не было никакой возможности. Мертвый водитель автобуса расслабленно сидел в кресле, опустив руки вдоль тела, с кончиков пальцев стекала крупными каплями темная кровь, за автобусом во дворе бесновались снегурочки, паля из автоматов, и нижневолжцы, беспомощные, находились точно на ярко освещенной авансцене за несколько секунд до того, как упадет занавес. Ни одного спасительного варианта не родилось в оглушенной голове детектива в эти почти предсмертные мгновения.