Шагая по следам плотника, он беспокоился за жизнь зверя больше, чем за охотника, и вскоре главное его опасение развеялось, заставив почувствовать угрызения совести и мерзкий озноб на вспаренной от ходьбы спине. На пожухлом снегу лежало изувеченное тело Сучкова. Окровавленная голова, неестественно загнутая, была сорвана с шейных позвонков. Раевский опасливо осмотрелся и, cняв шапку, перекрестился.

– Прими, Господи, душу раба твоего, Ивана – и уже надев шапку, добавил – а о теле и сиротах я позабочусь сам.

Когтистые следы крупного медведя были ещё различимы в наступающих сумерках. Небольшие пятна крови и ровный шаг говорили о том, что зверь ранен, но не серьёзно, и от этого, ещё более опасен. Предельно сосредоточившись, Раевский шёл по следу, пока позволяла видимость. В конце концов, он был вынужден позаботиться о ночлеге, и остановился у массивной гранитной глыбы. Устроив себе подстилку из елового лапника, он разместился на пологой вершине большого камня. Но о сне не могло быть и речи, органы чувств обострённо воспринимали малейшее проявление жизни в окружающей темноте. Постепенно, относительная безопасность позволила немного расслабить нервы, и перед глазами всплыло обезображенное тело Сучкова и вспомнились его слова: «… детушек трое, да баба хворая». Владимир ещё раз дал себе слово позаботиться о семье погибшего.

Никогда ещё он не ждал рассвета с таким нетерпением. Казалось, что время растворилось в этой неподвижной темноте. Где то далеко завыли волки. Раевский, уже давно основательно продрог и серьёзно подумывал спуститься и развести огонь. В конце концов, он решился. Понадобилось некоторое время, чтобы завалить трухлявое дерево. Порох, трут, береста, еловые шишки, сухой лапник, всё пошло в дело. Вскоре Раевский наслаждался теплом костра, сидя на подстилке из веток и оперевшись спиной о камень. Не выпуская из рук карабин, он чутко прислушивался к звукам ночного леса, борясь с дремотой настойчиво овладевающей сознанием.

Трудно сказать, сколько времени прошло, когда он открыл глаза. Ему показалось, что не более минуты. Увиденное, заставило оцепенеть. Огромный зверь, как ночной демон, появился бесшумно и стоял не более чем в пяти шагах от него, освещаемый слабыми всполохами огня. Раевский отчётливо слышал его дыхание. Шатун несколько раз втянул ноздрями воздух, принюхиваясь к запаху еды в охотничьей сумке, и алчно взглянул на него. Их взгляды встретились. Раевскому стало жутко, он явственно, всем нутром почувствовал вызов. Чтобы вскинуть карабин не могло быть и речи, зверь не даст ему шанса. Любое движение оборвёт волосок, на котором сейчас была подвешена его жизнь. Но шанс был, и чтобы избежать смерти, нужно было, в прямом смысле, просто шевельнуть пальцем. К счастью, он уже напряжённо подрагивал на спусковом крючке тульского карабина. Гулкий выстрел, внезапно прозвучавший в тишине, заставил зверя испуганно рвануться в темноту, не разбирая дороги.

Владимир мгновенно перезарядил карабин и издал вздох лошади, с которой только что сняли седло.

– Предотвращённая схватка – выигранная схватка – пришла на ум японская мудрость, услышанная, когда то от одного из ветеранов Русско-Японской войны.

К сожалению, сюжетная линия заставляет автора ненадолго прервать эпизод охоты, чтобы перенести читателя в Царское Село.

Родители Софии Николаевны, искренне надеявшиеся на скорое её воссоединение с Раевским, были глубоко разочарованы неопределённостью её ответа на предложение князя, по сути, явившимся отказом. А связать причину и следствие – отказ дочери и внезапный отъезд кавалергарда, не составило труда. На голову девушки посыпались упрёки и уговоры, как из рога изобилия. В конце концов, «бессердечная кокетка» и «неблагодарная гордячка» прониклась чувством вины и сострадания к «несчастному князю Владимиру». Понуждаемая уговорами матери и угрызениями совести, она всё же согласилась ещё раз поговорить с ним, хотя и не совсем представляя себе, как можно утешить разбитое сердце влюблённого повторным отказом. Разговор с князем, который, по мнению родителей девушки, должен был привести к желаемому для них итогу, решено было не откладывать и к полудню мама с дочкой были на пути в Покровское. Не доехав до усадьбы Раевских, каких ни будь две версты, их автомобиль вынужден был остановиться, к явному неудовольствию генеральши. Причиной задержки явился ремонт моста через небольшую речушку, пересекавшую дорогу. Трое рабочих латали провалившийся настил, не особо усердствуя и явно не спеша закончить работу. София Николаевна, давно тяготившаяся назойливыми наставлениями матушки, решительно вышла из машины.