Вдруг образы стали меняться. Теперь я видел тех же людей, но лес уже не был их другом. Деревья стали чёрными, их листья опали, а ветви тянулись к людям, как к добыче. Я чувствовал, что лес обижен, что что-то пошло не так, что они предали его, нарушили древний договор. И дуб, этот огромный дуб, который был свидетелем всего, стоял немым укором среди сгнивших собратьев.
Я попытался отойти назад, но корни крепко держали мои ноги. Вдруг дуб зашевелился, его ветви склонились ко мне, и на них зажглись глаза, как у диких зверей. Они смотрели прямо в душу, и я понял, что лес помнит. Он помнит всё: и добро, и зло, и предательство. И я был частью этого. Не только как смотритель, но как кто-то, кто должен был узнать правду.
Я почувствовал, как корни начали стягивать меня к земле, тянули вниз, вглубь, в тёмные недра, где скрыты все тайны леса. Я не мог сопротивляться, лишь смотрел в эти глаза, и страх охватил меня, когда я понял, что лес ждёт ответа, который я не знал. И с каждым мгновением тьма становилась гуще, поглощая меня, и лишь шепот дуба звучал всё громче, требуя истины, которой я ещё не мог назвать.
Я проснулся резко, как будто меня вырвали из глубокого колодца. Сердце всё ещё бешено колотилось, а по телу пробегала дрожь. Я сел на кровати, тяжело дыша, и вытер холодный пот со лба. Огонь в очаге давно потух, и комната погрузилась в полную темноту, но я всё ещё чувствовал тот лес из сна. Словно тени деревьев и их шёпот остались со мной, обвивая моё сознание, как корни, пытавшиеся удержать меня в своих объятиях.
Я поднялся с кровати и вышел на улицу, где утренний воздух мгновенно освежил моё лицо. Лес стоял передо мной, спокойный и тихий, но его безмолвие теперь казалось мне другим. Будто за каждым деревом скрывалась тайна, которую я ещё не успел постичь. Ветер чуть шелестел листвой, словно продолжая тот шёпот, который я слышал во сне. Казалось, лес действительно ждал меня. Ждал, чтобы я сделал следующий шаг.
– Ты не спал?
Голос Ульфии прозвучал тихо за моей спиной, и я вздрогнул. Повернувшись, я увидел её, стоящую в дверях хижины, словно она знала, что мне не удастся найти покоя этой ночью.
– Был странный сон, – признался я, не в силах удержать нарастающее беспокойство. – Лес… он будто бы говорил со мной. Но это было не похоже на то, что я чувствовал раньше. Что-то в нём изменилось, что-то… жуткое.
Ульфия подошла ко мне, её взгляд был серьёзным, но в нём светилось понимание. Она уже знала, что я хочу сказать, ещё до того, как я произнёс это вслух.
– Лес начинает открываться тебе, – сказала она. – Он показывает, что за этой тишиной и красотой скрывается боль. Но это лишь начало. Сны – это только отражение того, что ты ещё не осознаёшь наяву. И если ты готов, то сможешь узнать правду.
Её слова ударили меня, словно что-то щёлкнуло в сознании. Я вспомнил образы из сна: люди, древние ритуалы, жертвоприношения у корней огромного дуба. Всё это казалось далеким и в то же время пугающе близким. Я никогда не думал, что лес может помнить что-то настолько древнее, что оно способно проявляться в моих снах.
– Этот дуб… – начал я, чувствуя, как образ дерева всё ещё стоит перед моими глазами, – он был огромным. Я чувствовал его силу, но эта сила… она была странной. Словно что-то сломалось в нём.
– Это не просто дуб, – мягко перебила Ульфия, её глаза блестели в утреннем свете. – Это символ. Символ тех, кто когда-то правил этими землями. Древние ритуалы, которые они проводили, связывали их с лесом и его силами. Но однажды что-то пошло не так. Лес отвернулся от них, и его боль стала проявляться через деревья, через корни… и через сны тех, кто чувствует эту связь.