Я чувствовал, что что-то изменилось не только во мне, но и в самом лесу. Ночь оставила свой отпечаток, нечто большее, чем просто страх, осталась в воздухе – словно лес стал частью этого кошмара, частью загадочного мира, где призраки и тени жили своей жизнью.

Ульфия, лежавшая неподалёку, ещё не проснулась. Но вскоре её дыхание изменилось, стало более глубоким и осознанным. Она начала медленно тянуться, как если бы в этот момент её тело возвращалось из другого мира, из сна, столь же таинственного, как и мой. Её движения были плавными, но напряжёнными, словно она сдерживала в себе что-то невидимое, некую силу, которую не хотела сразу отпускать.

Но вот, внезапно, она замерла, будто что-то осознав. Её глаза мгновенно распахнулись, и она резко села, взгляд её был полон тревоги и решимости.

Я почувствовал, что между нами, как и между лесом и светом этого утра, вдруг возникла невидимая связь. Как будто то, что произошло ночью – в моём кошмаре и в её сне – было лишь началом. Как будто она знала, что-то, что мне ещё предстояло понять. Её глаза горели не столько тревогой, сколько знанием, словно она видела нечто за пределами моего понимания, нечто, что приближалось к нам с каждым мгновением.

– Что случилось? – спросил я, хотя и сам не был уверен, что хочу услышать ответ.

– Фабиан, – сказала она уверенно, как будто её одарили откровением свыше. – Я видела пророческий сон. Теперь я знаю, куда нам нужно идти. Нам нужно к Плачущей Горе.

Кочевники

Я замер. К Плачущей Горе? Внутри всё похолодело от ужаса. Легенды, которые я с детства слышал о том месте, вспыхнули в памяти, как ожившие тени из прошлого.

– К Плачущей Горе? – повторил я, едва сдерживая дрожь в голосе. – Ты уверена, Ульфия? Это… это ужасное место. Там… живёт… Безумный Ангел.

Мои слова, казалось, на мгновение повисли в воздухе, словно сам лес насторожился при упоминании этого имени.

Если кому-то и доводилось встретить его, то результат всегда был непредсказуем: кто-то бесследно исчезал, кто-то возвращался, утратив разум, а иные, говорят, навеки терялись во времени, проживая одно и то же мгновение, как в заточении. Старые сказания предостерегали нас: нельзя безнаказанно явиться в чертоги Ангела.

Ульфия внимательно смотрела на меня, не отводя взгляда.

– Да, – сказала она тихо, но твёрдо. – Я видела его. В своём сне. Плачущая Гора – это не просто место, это ключ к ответам, которые мы ищем. Я чувствую это. Нам нужно туда, Фабиан. Я знаю, это опасно, но другого пути нет.

Я отвернулся, пытаясь собраться с мыслями. Страх, который медленно поднимался из глубин моего сознания, стал почти осязаемым. Я не хотел признаваться ей, но именно этого я боялся больше всего. Старик во сне тоже предупреждал, что нам не стоит идти в горы. А теперь – Плачущая Гора?

– Ульфия, ты понимаешь, что это значит? – спросил я, пытаясь сохранить спокойствие. – Мы не знаем, что нас там ждёт. Если легенды хоть на половину правдивы, то мы можем больше никогда не вернуться.

Она молчала, но её лицо выражало решимость. Я понял, что она не собирается отступать. Её интуиция, её пророческий сон казались ей важнее всех предостережений и страхов.

– Фабиан, – тихо произнесла она, – мы прошли слишком далеко, чтобы остановиться. Я не знаю, что ждёт нас у Плачущей Горы, но я чувствую, что именно там мы найдём ответы. Мы не можем больше отступать. Я знаю, ты боишься, я тоже боюсь, но я верю, что этот путь предназначен для нас.

Её слова прозвучали с такой искренностью, что я на мгновение засомневался в её страхах. Но воспоминания о Безумном Ангеле снова всколыхнулись во мне, и я понял, что именно тут, в этот момент, я испугался по-настоящему. Не ночного кошмара, не усталости дороги, а того, что нас ждёт за пределами легенд и преданий.