– Я поняла, что жизнь коротка, и глупо тратить её понапрасну.

– Вы или отчаянная кокетка, или безнадежная простушка, – только и смог ответить на это откровение граф.

– Вот как! – лицо Ефроксии запылало гневом. – Это притом, что я сказала вам правду!

Бешкеков надменно вскинул бровь, посылая в разгоряченное лицо спутницы, воистину, царский взгляд.

– Мне показалось, сударыня, вы намеренны браниться самым недостойным образом.

– Не желаю с вами разговаривать. Да и видеть вас не хочу!

Григорий на деле убедился, что демонстрировать дворянскую спесь умеет не он один.

Ефроксия удалялась с видом ледяной королевы, в некогда раскрасневшимся лице, не было ни кровинки.

После этой глупой ссоры Бешкеков не встречался с Ефроксией. Он слышал, что Тригорский зачастил к Агафоклее Алексеевне и терялся в догадках, кого же обхаживает старый генерал. Проводил время граф в блаженном безделии, иногда почитывая книги, а вечерами играл в карты со своими постоянными партнерами, от коих и черпал информацию о происходящем в городе. Более всего он наслышался восторгов по поводу Татьяны Юрьевны, о том, какая она красавица и «блестящая дама».

– Отчего ты не ходишь к ней, Григорий Александрович? – вопрошал Адам Духовицкий, с которым граф был более всего дружен. – Она спрашивала о тебе.

– Скучно, – откликался Григорий, имея в душе желание – возвратиться в Москву и повиниться перед батюшкой. В своем длительном прозябании он ожидал, когда желание, наконец, оформится в четкое намерение.

Юное лицо Духовицкого наполнилось огорчением, своей дружбой с графом он хотел произвести впечатление на коломенское общество.

Бешкеков улыбнулся, вспоминая свои честолюбивые замыслы в юные годы.

– Ради тебя, душа моя, – пообещал он, – буду сегодня у княгини.

– Не передумай, Григорий. Ты обещал, – простодушно обрадовался Адам.

– Непременно буду.

Но отправился к дому княгини лишь, когда сгустились плотные сумерки, рассудив, что вполне хватит краткого визита для поддержания реноме своего юного друга. До дома Бардиной было рукой подать, и Бешкеков мерным шагом, постукивая тростью по тротуару, устремился туда. Внезапно, темная фигура в накинутом наглухо плаще налетела на него, вывернув из-за угла вавиловского дома. Существо приглушенно охнуло и сделало попытку уклониться от его крепких рук. Но Григорий уже уловил тонкий аромат духов, несомненно, знакомых. Он потянул с головы незнакомки капюшон.

– Вы? Что вы делаете здесь в столь поздний час?

Тело женщины под его руками вздрагивало, как в лихорадке, а возбужденно горевшие глаза вызывали испуг. Графу показалось, что дама не услышала его вопроса, и он встряхнул её плечи.

– Ефроксия Николаевна, что вы здесь делаете?

– Была с визитом у троюродной бабки, – услышал он в ответ невнятное бормотание.

– То, что вы говорите, сударыня – сущая нелепица, – Григорий не ожидал услышать явную глупость.

Только один ответ в данной ситуации мог звучать убедительно: граф ожидал услышать, что за углом её ожидает кузен или, на худой конец, коляска с верным Иваном.

Дрожь девичьего тела усилилась, но прозвучавшие слова были наполнена неукротимой яростью.

– Не вижу причины, чтобы давать вам отчет в своих поступках.

«Да что это с ней?».

Зубы барышни постукивали, как в ознобе. Григорий прижал её локоть к своему боку и тихонько двинулся вперед, увлекая девушку за собой.

– Я провожу вас до гостиницы, – сказал он решительно и добавил мягко, – со мной вам нечего бояться.

Весь путь они проделали в молчании. Бешкеков стискивал руку спутницы крепко, ощущая, как постепенно она успокаивается. У дверей двухэтажного заведения, именуемого гостиницей г-на Арманьяка, девушка остановилась и проговорила, не поднимая глаз: