Бросив на сестру красноречивый взгляд, но, не решаясь просить, Анета жалобно пробормотала:

– Я не видела его целую вечность.

Марков свирепо сдвинул брови.

– Я чего-то не понимаю? – голосом, не предвещавшим ничего хорошего, поинтересовался он.

– Успокойся, Мишель, – засмеялась Ефроксия непринужденно. – Просто Анета вообразила себе, что немного влюблена.

– Ты что же, Анна Павловна, собралась забыть про Марковскую честь?

– Мишенька, – Анета воинственно подалась навстречу брату, – твои слова звучат двусмысленно и оскорбляют меня. Если ты возьмешь себе за труд подумать о том, что ты сказал…

Фро уцепилась за голову. Сейчас эти двое сцепятся, как два голодных пса над мозговой костью. Вон, и Софи это тоже понимает, уже побледнела, как полотно. Девушка высунулась из экипажа с риском вывалиться самым неблаговидным образом и окликнула графа, уже почти завернувшего за угол дома.

– Григорий Александрович!

Бешкеков, приблизившись к экипажу, весело раскланялся. Он не изъявлял особого желания к дальнейшему общению. Ефроксие пришлось взять все в свои руки.

– Вы не знакомы с моим братом? Мишель Марков.

При звуке этого имени губы графа дрогнули в мимолетной улыбке, он внимательно осмотрел весь экипаж. Взгляд его задержался на резной коробке, небрежно заткнутой под мышкой у Маркова. Григорий встретился глазами с Фро, приподнимая бровь. Невысказанный вопрос был очевиден. «Тот самый Мишель, с теми самыми пистолетами?».

Ефроксия покраснела с досады, но упрямо вздернула вверх подбородок, одаривая собеседника, ею же приглашенного к беседе, надменным взглядом.

Михаил выпрыгнул из коляски поспешно, смущенный глупой выходкой кузины. Граф может подумать, что его сестра не получила достаточного воспитания. Несколько суетливо Михаил Павлович протянул свою руку и пробормотал:

– Вот, собрались на прогулку. Не составите копанию?

Бешкеков пожал протянутую руку охотно и уверил, что весьма рад знакомству, а в обществе своем, к сожалению, должен отказать, потому, как просто не видит, куда бы мог присесть.

– Ну, это пустая проблема. Ежели желаете прокатиться в рощу, я могу сесть на облучок к Ивану.

– Это действительно то, о чем я подумал? – граф коснулся коробки, торчащей из-под мышки Маркова.

Мишель смутился.

– Проклятые девчонки, – так же шепотом ответил он. – Не могу им отказать, веревки из меня вьют.

– Что ж, – Григорий повеселел, – это должно быть забавным. Поедем.

Анета, настороженно наблюдавшая за ходом переговоров, и уверившаяся в их благополучном завершении, подала голос:

– Мишенька, если Софи будет добра и потесниться, Ефроксия может пересесть к вам, и тебе не нужно будет лезть к кучеру.

Фро готова была возмутиться. Ей совсем не хотелось изображать из себя начинку для пирога, но, поняв мотивы, движущие сестрой, промолчала. Перебралась на другую сторону беспрекословно и пробормотала тихонько, обращаясь к Софочке:

– Ты чем хочешь быть, корочкой или повидлом?

Софи заморгала ресницами быстро-быстро. Она не поняла аллегории, рожденной воображением Фро, и растерялась. «Повидлом» пришлось быть Анете. Войдя в экипаж, Бешкеков вежливо, но твердо попросил её сесть вместе с подругами, а сам устроился вместе с Марковым напротив.

Оставив экипаж у края опушки, гуляющие двинулись в глубь березняка, вдыхая влажный, парящий воздух.

Софочка с сомнением поглядывала на густую траву, влажнящую подол её платья.

– Может быть, погуляем по тропинке? – робко попросила она.

– Что ты, Софи! – черничные глаза Фро возбужденно поблескивали. – Мишель, вон там есть очень толстая береза.

Все двинулись в указанном направлении, а сама Ефроксия, ойкнув, метнулась назад к коляске.