Вавиловы были дальними родственниками покойного Павла Петровича. Давно обедневшие, они жили в своем большом доме в Коломне милостью госпожи Марковой. Агафоклея Алексеевна, памятуя, что муж её всегда был к старикам добр, выкупила заложенный дом и несколько человек челяди для супругов, чьи дети сгинули в водовороте жизни безо всякого следа.

Самсон и Рафаэлла Вавиловы сами не знали, куда подевались их двое сыновей и дочь. Слухов было много, по большей части самых невероятных. Агафоклея Алексеевна склонна была верить тому, что Иван и Игорь, так звали братьев-близнецов Вавиловых, запили горькую и опустились на самое дно общества. А вот куда подевалась Алина? Барышня воспитанная, чинная с хорошим голоском и кругленьким задорным личиком.

Однажды ранним весенним утром она покинула своих родителей, оставив на столе записку всего с одним словом, написанным большими печатными буквами поперек листа. «СКУШНО». Поговаривали, что виной тому заезжий поручик, красавец с черными усами и синими, как омут очами. Ухнула бедная, глупая Алина в их бездонную глыбь – и пропала.

Госпожа Маркова помогла отчаявшимся старикам, но, как женщина практичная, имеющая целую ораву детей, не могла себе позволить содержать еще один дом, в придачу со стариками. О чем она и оповестила супругов со свойственной ей прямотой.

– Самсон, вот тебе закладная на дом, кухарка, горничная и кучер, а уж как дальше жить – решай сам.

Вавиловым ничего не оставалось, как сдавать большую часть дома в наем, поделив просторные горницы перегородками на комнатки поменьше. Вначале, дело было больше смешным, чем полезным. Агафоклее Алексеевне многие тыкали в глаза, что родственники её занялись грязным делом, пороча дворянскую кровь. На что госпожа Маркова отвечала:

– Вы полагаете? А я так думаю: ежели в Москве такое совершить, чай, прибыли поболее будет, чем в Коломне.

Придерживаясь мнения, что «грязных» денег не бывает, а честь дворянскую на хлеб не намажешь, она поддерживала начинания стариков безоговорочно, и вскорости все благополучно утряслось и забылось. Вавиловы потихоньку обзавелись жильцами, испортив всю коммерцию ближайшей гостинице. Особенно оживленно становилось в городе, а стало быть, и у Вавиловых, когда приезжала княгиня Татьяна Юрьевна Бардина. Женщина не старая, рано овдовевшая, она превращала провинциальную жизнь в яркое, светское мероприятие.

Агафоклея Алексеевна справедливо полагала, что родственники найдут место для девочек и неё самой.

Фро встретила восторженный лепет Анеты со странным чувством. Вроде бы, она должна была радоваться предстоящим развлечениям; сперва она тоже весело ойкнула, но ту же взглянула на себя издали, как будто еще одна Фро сидела неподалеку и с застоявшейся желчью в душе поглядывала на ту, другую с презрительным снисхождением. Девушка растерялась и, пожалуй, немного испугалась. Не смотря на охраняемую строго тайну, она кое-что слышала о своем отце, которого и не помнила вовсе. Но мысль, что ей предстоит превратиться в дурочку, в такую, например, как блаженная Ольга, в грязную ладошку которой Фро всегда на Пасху вкладывала золотой, показалась глупой. Она громко рассмеялась, отметая свои страхи и сомнения.

Тетя хочет, чтоб она повеселилась? Прекрасно! Разве не о том мечтает сама Фро?

К Лунгиным Ефроксия собиралась уже почти в таком же восторге, что и Анета. Они перекликались о том, как им будет весело втроем в Коломне, не особо торопясь с туалетом, пока Михаил Павлович не постучал им в дверь и не сказал, что через 5 минут облачится в свой любимый халат и предастся блаженному безделью. Пришлось быстренько надеть розовые с малиновой отделкой платья, почти одинаковые по крою, и быстро бежать к коляске. Мишель, хоть и добр, но слов на ветер не бросает.