Пресыщенность ядом Мария Высоцкая
1. Пролог
- Ты сволочь, Доронин, тебе самому от себя не противно?
- Противно, Элька, очень противно.
- Убирайся отсюда!
Он тяжело вздыхает. Чувствую его злость. Почему-то я всегда его тонко чувствую.
- Ты не дашь даже шанса?
Отрицательно качаю головой. У него нет права на этот шанс. У него больше ни на что нет права.
- Значит, всё, что было между нами, твоё потрясающее притворство?
- Что? Нет... - осекаюсь, теряя свою непоколебимую уверенность.
- Я, возможно, самый ужасный человек, но ты не лучше, Эля. Разве это любовь? Ты вычеркнула меня из своей жизни, вот так просто. А сколько было сказано красивых слов, ты такая же лгунья, как и я!
Замираю, а после уже не могу остановиться:
- Я лгунья, я не любила? Как ты смеешь, после всего... разве это я изуродовала тебе жизнь? Я скрылась с места аварии? Я спорила на тебя, как на кусок мяса? Я врала и прикидывалась не собой? Смотри на меня, Доронин, это всё делала я?! Как у тебя только хватает совести... Данил, это не игра, слышишь, уходи. Всё кончено. Хватит твоих игр! Хватит!
Ору, закрывая уши руками, оседая на пол по стене.
Доронин тянется ко мне, но я пресекаю любые попытки одним только взглядом. Мне так больно. Невыносимо. Он чудовище. Чудовище, в которое я имела глупость влюбиться. Почему судьба так коварна, почему человеком, который смог меня починить, стал именно тот, кто сломал?!
2. Глава 1
"Ночь. Вы когда-нибудь задумывались о том, что чувствуют незрячие? Ведь их жизнь - вечная ночь. Тёмная, холодная, страшная. Когда ты находишься в коме, ты испытываешь то же самое. Нет никаких туннелей, яркого света или же какой-то счастливой, другой реальности. Нет. Есть только тьма и ничего больше.
Наверное, первое, что тебя раздражает, когда ты приходишь в себя, это свет. Яркий, режущий. Он кажется чужим. Ты привыкаешь к вечному сумраку настолько, что лучи солнца больше не заслуживают твоего внимания.
Когда я открыла глаза, то первое, что я видела и чувствовала, белый потолок и встроенные в него лампы. Они светили слишком ярко. Убивали мои глаза. Терзали их и будто смеялись. Они смеялись надо мной и моей беспомощностью.
Второе - мамины руки. Они с такой силой стискивали моё запястье, что хотелось закричать, чтобы она их убрала. Но голоса не было, только нездоровые, еле слышные хрипы.
Третье - это боль. Адская, поглощающая, она терзала моё тело, не останавливаясь ни на минуту.
Четвертое - страх. Жуткий. Порождающий панику страх.
Я не видела себя, не знала, что со мной. Не чувствовала. Не помнила, я почти ничего не помнила. Только то, как мы возвращались в город с дачи. У Ольки с Витькой была такая замечательная дача в сосновом поселке, летом мы ездили туда на шашлыки, а зимой кататься на лыжах. Мы ехали, пели песни, улыбались и совершенно не подозревали, что через минуту всё будет закончено.
Я помню удар, помню, как мир крутился вокруг меня, пока машина, переворачиваясь, слетела в кювет. Я помню боль, крики, вспыхнувший огонь. Я помню, как рыдала Оля. Так громко. А ещё помню, что так и не смогла дотянуться до её руки, которую она мне протягивала.
Эти крики, жуткие образы, окутавшее пламя, они врывались в моё сознание, я металась по больничной койке в агонии, хрипела вновь и вновь проживая ту ночь. Мне кололи успокоительное, обезболивающее, но это не помогало. Из раза в раз я открывала глаза и проходила через этот ад. Снова и снова. Снова и снова".
Настоящее.
Мама стоит в кухонном проёме, на голове у неё закрученное полотенце, и она явно походит на египетскую мадемуазель времён до нашей эры. На ней васильковая пижама и смешные тапки-единороги, я подарила их ей на Восьмое марта. Милые, пушистые и такие разноцветные. Она долго смеялась, но не забросила их в далёкие дебри шкафа, а поставила красоваться перед кроватью и теперь каждое утро разгуливает в них по дому.
Она внимательно наблюдает, как я обуваюсь, и делает глоток чёрного, но до ужаса сладкого кофе. Он приторный, и я такой не люблю.
Разгибаюсь, вешая на плечо сумку. Мамуля пробегает по мне глазами, и её лицо украшает улыбка. Она тёплая, родная.
- Не задерживайся, - целует в щёку, мимоходом поправляя воротничок моей рубашки.
Мама всегда так делает, когда я собираюсь выходить из дома. Провожает. А ещё, наверное, безумно за меня переживает. Я её понимаю. После всего, что им с отцом пришлось пережить, я бы так же караулила своего ребёнка у дверей. А возможно, везде таскала бы с собой за руку, и плевать, что ему уже девятнадцать лет.
У меня замечательные родители, самые лучшие на свете. И я благодарна Богу, что мне с ними так повезло.
- Хорошо, если что, я позвоню и предупрежу тебя.
- Договорились.
- А папа скоро вернётся? – беру с полки зонт.
- Обещал к концу недели.
- Я по нему уже соскучилась. Знаешь, я иногда жалею, что он в постоянных разъездах.
- Не поверишь, но я испытываю аналогичные чувства, - усмехается, - всё, беги, а то опоздаешь.
- Точно.
Выйдя из подъезда, я с опаской перехожу дорогу и с ещё большим страхом сажусь в автобус. Он набирает скорость, и я чувствую, как волоски на руках встают дыбом. Нужно перетерпеть. Всего пару остановок. Совсем немного…
Пока автобус скользит по мокрой дороге, а на его окнах то и дело струятся водные реки, расползаясь по стеклу паутинкой, я заворожённо наблюдаю за маленьким мальчиком, лопающим огромную сладкую вату. Она розовая и такая красивая. В детстве я обожала ходить с родителями на карусели. Мы уходили в парк на целый день. Гуляли, катались, лежали на траве и были самыми счастливыми. Такие воспоминания детства бесценны.
Я хорошо помню своё детство. Оно было ярким. Родители пытались его таким сделать настолько, насколько могли. Мы часто гуляли, играли, почти всё-всё делали вместе. Я была желанным ребенком. Я это всегда чувствовала. Остро чувствовала.
Даже в школе почти всех моих подружек постоянно стращали, заставляли хорошо учиться, наказывали, запирали дома. А меня… меня нет. Родители мне доверяли, старались найти компромисс, поговорить. Вообще, они всегда со мной общались, пытались понять, что я чувствую и насколько это для меня важно. Наверное, из них бы вышли неплохие психологи. О своём детстве я помню только хорошее. Самые светлые воспоминания родом из детства, у меня вот именно так.
Перешагиваю через лужу и, ускоряя шаг, иду к зданию университета. Я мечтала поступить сюда, как только стала задумываться о будущей профессии. Мне всегда хотелось, чтобы моя работа была креативной, такая, где я бы могла реализовывать изобилие своих самых странных идей. Наверное, поэтому пошла на связь с общественностью. Тут тебе и пиар, и реклама. Делай всё, что душе угодно.
Я хотела учиться именно здесь, в стенах МГУ. Поэтому, пока в школе девчонки ходили на дискотеки, я сидела за учебниками, потому что знала, что, кроме меня самой, поступить сюда мне никто не поможет. Мои родители никогда не потянут платное обучение в таком месте. Поэтому я должна была стараться и много работать над собой. У меня был план, была цель, и я её достигала.
Олька, моя подруга, находилась в таком же положении и дни напролёт сидела над химией и биологией, потому что собиралась поступать в медицинскую академию.
Мы днями и ночами зависали у меня в комнате, а мама приносила нам вкусняшки, подкармливала уставший мозг. Папа частенько рассказывал смешные истории из своей студенческой жизни, он, кстати, тоже учился в МГУ, даже в аспирантуру поступал. Вообще, он филолог по образованию, но в девяностые почти ничего не платили. Так, он начал ездить с челноками в только что отделившиеся страны бывшего Союза, потом познакомился с мамой и осел на одном месте.
Теперь у него магазинчик. Мама там и бухгалтер, и продавец. В общем, такой вот небольшой семейный бизнес. На жизнь нам хватает.
Конечно, за последний год все наши финансовые запасы иссякли, но родители пытаются не подавать виду. Но я-то знаю, что дела идут не так хорошо, да и все накопления уже давно утекли на мое лечение.
Нам повезло, что друг отца работает на кафедре в моём вузе и любезно, но я уверена, что за деньги, замолвил словечко, и мне позволили сдать пропущенные сессии и продолжить обучение после почти годового отсутствия.
Тяну дверь на себя, чувствуя прилив энергии, смешанной с волнением.
Оказывается, это так страшно - вновь оказаться здесь. Внутри.
Как дурочка, рассматриваю огромный вестибюль, а когда понимаю, что опаздываю, несусь наверх. Спешно вышагиваю по коридору пятого этажа, чувствуя на себе не слишком приятный взгляд двух стоящих у окна парней.
Оборачиваюсь совсем немного, так чтобы на них не пялиться. Внимание само приковывается к тому, что повыше. С взъерошенными волосами, будто он только что поднялся с постели. Ну, или же спал где-то на подоконнике, хоть вот на этом, к которому сейчас прижимается. Лицо я не разглядываю, потому что привлеку к себе ещё больше внимания. Кроме этого хаоса на голове, я замечаю дыру в джинсах на всё колено и режущую глаз кипельно белую рубашку. Кстати, вот она идеально отглажена. Такое ощущение, что человек, надевавший её и укладывающий волосы, был двумя разными людьми.
Эти двое никуда не спешат. Стоят, беседуют, и в их разговоре явно проскальзывает моя персона, по крайней мере, мне так кажется. Я уже хочу забыть об этом "столкновении", но этот холёный тип с отвращением смотрит на мою обувь. Становится не по себе. Такой пренебрежительный, насмешливый взгляд, словно он увидел что-то мерзкое. Обхватываю свои плечи руками и спешу поскорее отсюда убраться.