– Взгляну-ка я на вас, – сказал голос с внезапной решимостью, а потом послышался зловещий звон цепей, засовов и скрежет тяжелой мебели, позволявший предположить, что миссис Мид забаррикадировалась весьма надежно.

Вскоре дверь со скрипом приоткрылась, и в появившейся щели показался сияющий черный глаз. Спустя миг явно удовлетворенная миссис Мид широко распахнула дверь и выросла на пороге, глядя на них.

Поразительная это была старуха. Высокая и очень сухая, долговязая и костлявая – одежда так и болталась на ней. У миссис Мид было смуглое сморщенное лицо, маленькие глаза, черные и мечущиеся, как у пташки, так и светились, глядя на мир с религиозным упоением и предвкушением грядущей кары для нечестивых. На ней было черное платье, позеленевшее от времени, и накрахмаленный белый фартук, жесткий, как доска, что придавало фигуре миссис Мид мнимую округлость. Она простояла несколько секунд, ее ясные глаза заглянули в каждый уголок комнаты. Довольная, по всей вероятности, увиденным, старуха вышла вперед.

– Полагаю, это ваша сестра, – сказала она, указывая на Мегги костлявой рукой, – раз вы оба такие рыжие.

Ей никто не ответил, и, приняв молчание за согласие, она продолжила.

– Вы здесь в гостях, верно? – допытывалась она. – Я уверена, этот дом – пристанище дьявола. Разве я не видела знамений собственными глазами? Разве мне не выпадет – хвала Господу! – узреть грядущее своими глазами? Те четверо отправятся отсюда прямо на виселицу, и о них напишут в газетах, прежде чем вздернуть. – Радость в ее голосе была непритворной. Лицо этой старухи было ужасающе злобным. Она, очевидно, восторгалась своей прозорливостью, а значит, разговорить ее не составит труда.

– Кто вы? – требовательно спросил Эббершоу. – Вы, конечно, представились, а все же я ничего не понимаю. Где вы живете?

– В деревне, в трех милях отсюда, – ответила грозная миссис Мид, просияв. – Я здесь не числюсь в качестве постоянной прислуги, да и не буду ею – мне это не нужно. Но иногда я остаюсь здесь на неделю, помогаю на вечеринках. Меня ждут домой к среде, и, если я не объявлюсь, меня хватится сын. Жду не дождусь, когда он приедет за мной! Вот тогда-то они попляшут! – с мрачным наслаждением пообещала она, торжественно качая головой. – Тот немецкий джентльмен узнает, с кем нужно считаться. Мой сын не терпит иностранцев. К тому же, учитывая, что этот иностранец еще и убийца, драки не избежать, говорю вам. К счастью, мой сын – превосходный боец.

– Не уверен, что немец ему уступит, – пробормотал Эббершоу, поражаясь самоуверенности старухи, которая спланировала, что через четыре дня ее спасут, и теперь спокойно ждала. Однако одно слово резанула его слух. – Убийца? – переспросил он.

Старуха подозрительно взглянула на него и шагнула ближе:

– А что вы знаете об этом?

– Мы ведь сказали вам, кто мы, – произнесла Мегги и вдруг села. Ее умное бледное лицо чуть покраснело, а миндалевидные глаза уставились на старуху. – Мы гости, но нас запер мистер Долиш, который, судя по всему, правит в доме бал с тех пор, как у полковника Кумба случился сердечный приступ.

Старуха навострила уши:

– Приступ? Это они так сказали, да? Ох, адский огонь для них уже разведен, сгорят они дотла… Я знаю, что это был не приступ. Это было убийство, воистину убийство. Жизнь за жизнь, око за око, зуб за зуб – вот закон мироздания, и для них он исполнится.

– Убийство? Откуда вы знаете, что это было убийство? – спешно спросил Эббершоу. Фанатические пророчества действовали ему на нервы.

В черных глазках-бусинах снова мелькнула хитрость. Миссис Мид глядела на Эббершоу с сомнением, но ей слишком хотелось рассказать свою историю, чтобы обращать внимание на какие-то подозрения.