Раздался тихий, резкий, безошибочно узнаваемый звук, и Мегги вскрикнула. Перед глазами Эббершоу пронеслась вспышка ослепительной ярости, и он налег на ближайшую к нему деревянную панель. Та поддалась, и Эббершоу вылетел, подобно ручной гранате, в самый разгар допроса.

Когда Эббершоу поднялся, он обнаружил, что вопреки ожиданиям находится вовсе не в покоях полковника Кумба, а в комнате поменьше и поскромнее, и там было полно книг. Очевидно, это был кабинет или библиотека.

За тяжелым дубовым столом сидел Долиш со своим обычным, застывшим как маска лицом. Массивные руки немца лежали на ворохе документов. Перед ним стоял Джесси Гидеон и смотрел на сидевшую на стуле Мегги. Над ней склонился мужчина, которого Эббершоу прежде не видел.

Мегги плакала, но, несмотря на явно охвативший ее ужас, в миндалевидных карих глазах еще виднелись остатки мужества, и держалась она превосходно.

От внезапного появления Эббершоу все опешили, и он успел встать, прежде чем Долиш заговорил.

Тусклые, ничего не выражающие глаза немца остановились на его лице.

– Вы, – сказал он на своем удивительно высокопарном английском. – Каков глупец. Поскольку вы явились раньше времени, можете остаться. Садитесь.

Эббершоу уставился на него, так что Долиш резко повторил последнее слово, и мускулом не пошевелив. Он был неподвижнее скульптуры.

Эббершоу остался на месте. Джордж стоял столбом, свирепея все больше: огненно-рыжие волосы торчали во все стороны, круглое лицо побледнело и застыло.

– Я требую, чтобы меня выслушали, – произнес он. – Вы должны прекратить терроризировать женщин. Какой от этого толк? Неужто вы узнали что-нибудь полезное, мучая эту особу? – Его голос презрительно повысился. – Конечно нет. Вы выставляете себя дураками.

Немец смотрел на него пристально, не мигая, ни один мускул у него на лице не дрогнул.

– Гидеон, – произнес он, – скажи, кто этот рыжий дурень, которому так нравится слушать свой собственный голос?

Седовласый Гидеон подобострастно юркнул вперед и замер возле стола, его землистое лицо и блестящие глаза казались премерзкими.

– Перед вами Джордж Эббершоу. – Он сопровождал свои слова грациозными порхающими жестами. – Доктор медицины, патологоанатом, специалист по телесным ранениям и большой знаток их причин. В этом качестве он нередко консультирует Скотленд-Ярд. С Уайеттом Петри они дружны со времен студенчества, так что нет оснований полагать, что доктор Эббершоу приехал сюда со скрытыми мотивами.

Немец продолжал пристально изучать Эббершоу.

– Не детектив, ja?

– Нет, – уверенно сказал Гидеон. – Очевидно, что нет. Английские детективы – особая порода. Их легко распознать с первого взгляда. Если вы хоть раз имели дело с английской полицией, сразу поймете, что доктор Эббершоу не имеет к ним ни малейшего отношения.

Немец хмыкнул и обратился к Эббершоу:

– Итак, передо мной самый заурядный молодой упрямец, который, как и его приятели внизу, тешит себя мыслью, что здесь намеренно устроили мелодраму, где ему уготована возможность предстать в образе героя перед глазами восхищенных дам. В этом старинном особняке легко поддаться подобным настроениям, но я не из вашей труппы и вовсе не играю. – Он прервался, и Эббершоу заметил, как выражение лица Долиша неуловимо поменялось. – Мне нет дела, что вы рыскаете по кельям и устраиваете на меня засады в шкафах; облазьте хоть весь особняк, друг мой, бродите по заброшенным галереям, тратьте впустую бренди вместо бензина – меня этим не проймешь. Меня интересует только утраченная посылка, вещь, неспособная принести пользу никому, кроме меня и, вероятно, еще одного человека. И поскольку я верю, что кто-то из присутствующих работает на того, другого человека, я буду держать вас здесь, пока не верну то, что по праву мое. – Его глухой хриплый голос умолк на мгновение. Эббершоу уже собрался было вставить слово, Долиш снова заставил его замолчать. – Пока не верну то, что по праву мое, – любой ценой. Я здесь не забавы ради. Я не выпрыгиваю из шкафов и не притворяюсь героем. Я вообще не притворяюсь. Думаю, это легко подтвердят юноша, который пытался бежать на своем авто, и тот чудак, улизнувший из заточения. Юная особа перед вами тоже начинает догадываться, кто я такой. Это же я намерен донести и до остальных.