– Можно и так сказать, – кивнула Мегги. – Мы знакомы много лет.

– Превосходно. Послушайте, не могли бы вы уговорить ее спуститься в сад? Встретимся там через полчаса, возле кустов, где мы с вами беседовали вечером. Я хочу задать ей несколько вопросов. Сделаете это для меня?

– Конечно. – Она улыбнулась, глядя на него, затем добавила: – Что-то все-таки произошло?

Эббершоу вдруг увидел легкий испуг в ее миндалевидных карих глазах, и его охватило желание утешить Мегги. Лишь скромность и осторожность помешали ему тут же ее поцеловать. Пришлось удовольствоваться бестолковым похлопыванием по руке и пробормотать:

– Вам не о чем волноваться.

Это совершенно не убедило ее и никак не удовлетворило его.

– Через полчаса, – пробормотала Мегги и исчезла в коридоре, как легкий призрак.

Джордж Эббершоу стоял перед камином в своей спальне и смотрел на быстро остывающие угли с красными прожилками. Он колебался. Спустя десять минут ему предстояло встретиться в саду с Мегги и Энн Эджвер. К тому времени требовалось принять окончательное решение.

Ему была совершенно несвойственна импульсивность, а проблема, с которой он столкнулся, оказалась весьма необычной.

На каминной полке перед ним лежал небольшой кожаный бумажник с разодранной шелковой подкладкой. Эббершоу опустошил его, вынув листки бумаги, и теперь задумчиво смотрел на них.

Ах, если бы он только знал, что делает. Ему пришел в голову извечный вопрос: допустимо ли уничтожать произведения искусства, не важно, под каким предлогом?

Поразмышляв минут пять, он принял решение, опустился на колени перед гаснущим камином, раздул в нем пламя, хладнокровно дождался, пока разгорится костер, и отошел подальше, глядя, как горит бумага.

Еще большую проблему представлял собой разодранный кожаный бумажник. Эббершоу растерялся на минуту-другую, но затем взял себя в руки и тщательно осмотрел вещицу.

Бумажник был самым примитивным: полоска красной кожи, загнутая с обоих концов и образующая два внутренних кармана. Эббершоу взял собственный бумажник для сравнения. Тот был совсем новый – подарок на день рождения от тетушки, которая из превеликой своей любезности заказала для него золотую застежку с монограммой. Круглая и резная, она продевалась сквозь кожу бумажника и фиксировалась маленьким зажимом. Эббершоу вынул застежку и приладил ее к красному бумажнику, проделав в нем специальное отверстие.

Чтобы обновка не привлекла внимание, Джордж хорошенько забрызгал бумажник чернилами из перьевой ручки; теперь он был уверен, что никто не узнает эту вещь. Оторвав остатки подкладки, Джордж подровнял края маникюрными ножницами и спокойно вложил внутрь свои бумаги, за исключением пары писем, после чего сунул бумажник в карман. Собственный бумажник он аккуратно положил во внутренний карман смокинга, который висел в шкафу.

Затем, довольный своей работой, украдкой спустился по широкой лестнице и вышел в сад.

Мегги ждала его там. Он заметил ее золотисто-медные волосы на фоне темно-зеленой листвы. Одежда девушки тоже была зеленой, и Эббершоу даже вынырнул из своих мыслей, чтобы отметить, насколько хорошо выглядит Мегги.

– Энн вот-вот подойдет, – сказала она. – Я жду ее с минуты на минуту. Надеюсь, дело действительно важное. Не думаю, что она мечтала подняться в такую рань, только чтобы полюбоваться зарей.

– Боюсь, я об этом не подумал, – устыдился Эббершоу. – Но, как бы то ни было, дело и впрямь важное, хотя так сразу и не скажешь.

Мегги шагнула к нему.

– Я так и знала, – сказала она, глядя ему в лицо. – Расскажите мне все. Что-то происходит в этом доме, не так ли?