Легко они не сдадутся. Они вообще не сдадутся. Всем ведь было хорошо известно, что и в Капской колонии, и в Натале сильны антибританские настроения, там живет много буров, которые с сочувствием относятся к своим братьям из Трансвааля и Оранжевой. Пожар запылает по всей Южной Африке. Под ногами британцев повсюду будет гореть земля. Нигде они не смогут чувствовать себя в безопасности.

Рохлин переводил взгляд с одного лица на другое, пытался запомнить их, потому что до этой встречи он знал далеко не всех. Стейн, одетый в сюртук, отчего-то напомнил ему своей бородой адмирала Макарова, сменившего мундир на гражданскую одежду. Однажды Рохлин поймал на себе взгляд Стейна, едва не покраснел от смущения, но вовремя посчитал, что если отведет взгляд в сторону, то нанесет президенту Оранжевой оскорбление. Рохлин едва кивнул Стейну, а у того в ответ чуть дрогнули кончики губ в легкой улыбке. Крюгер ведь рассказал Стейну, кто эти русские и зачем они прибыли в Преторию.

В бурских республиках собиралось множество добровольцев со всего мира, которые хотели остановить зло, что несла повсюду Британская империя. Создавалось впечатление, что здесь решается судьба мира. Здесь собрались те, кто понял, что надо остановить зло. Остановить его здесь. Иначе оно распространится по всему миру, отравит его.

На пути его пока что стояли тысяча немцев, семьсот французов, полторы сотни русских и почти пятьдесят тысяч буров. Из-за океана прибывали американские ирландцы. У тех были свои счеты с британцами. Удивительно, что, казалось бы, непримиримые враги – немцы и французы – стояли плечом к плечу, готовые сразиться с общим врагом.

Южная Африка станет тем местом, которое позволит объединиться России, Франции и Германии. Этот Тройственный союз еще будет вершить судьбы мира. Но это будет потом, а пока что двум бурским республикам предстояло ощутить на себе первый удар безжалостного парового катка, именуемого Британской империей.

Некоторые бурские командиры, такие как Пит Жубер, Деларей, Девет или Кронье, с окладистыми пышными седыми бородами, одетые в простые потертые костюмы с жилетками и цепочками часов, торчащими из их карманов, напоминали Рохлину сельских старост. У них были удивительные лица с кожей, высушенной солнцем и ветрами вельда, мозолистые руки, которые привыкли не зарабатывать себе обед, а добывать его, и поразительно умные глаза. Рохлин смущался в присутствии этих людей, потому что от них веяло силой. Такой силой, что должна веять от писателя, книжками которого зачитывается весь мир. Им ничего не надо говорить, потому что они уже все сказали. Им достаточно только присутствовать на заседании. Рохлин вдруг понял, что эти бурские командиры напоминают ему Льва Толстого. Будь русский писатель помоложе, приехал бы сюда на край света. Он ведь почти полвека назад уже стоял на пути зла, что несла Британская империя.

Рохлину становилось страшно от мысли, что этим людям придется сражаться с армией, которая вела постоянные бои в Индии и Африке. Много ли навоюет крестьянин? Но русские партизаны почти сто лет назад поднимали на вилы отряды французов, прошедших триумфальным маршем через всю Европу. Внешность этих людей тоже была обманчива. Двадцать лет назад они уже разбили британцев. С той поры у них почти и не было спокойных годов. Бесконечные войны с кафрами закалили их.

Здесь был весь цвет бурских республик.

Луис Бота в отличии от своих более старших коллег, буквально фонтанировал энергией. А его глаза могли пронзить насквозь. Ему не сиделось на месте. Его место было не за столом переговоров, а в вельде, рядом со своими отрядами.