Луиза вошла, сложив перед собой руки. Екатерина Медичи положила перо и подняла взгляд от бумаги.

Дородностью она была обязана сорока годам и десяти беременностям, каждая из которых кончалась родами, а последние, меньше трех лет назад, стали угрозой и для матери, и для не выживших в них близнецов. Недостаток красоты – выпуклые глаза, крупный нос, толстая шея – искупался превосходным вкусом в нарядах и украшениях. Не скрываясь, она часто говорила: стоит отвлечь взгляды красотой наряда, и все забудут, что ей самой ее не досталось. А исключительная образованность и изящество манер довершали образ.

– Я не посылала за вами, Луиза, – сказала она.

Фрейлина присела в глубоком реверансе.

– Государыня, скажу без обиняков: я пришла просить у вас дозволения уйти в монастырь.

Королева вздохнула.

– Вы еще слишком молоды, чтобы замуровывать себя на всю жизнь.

«Но в свои двадцать девять уже слишком стара, чтобы на мне жениться», – подумала Луиза.

– Не важно, сколько лет доведется провести в служении нашему Господу.

– Все из-за графа Монтгомери, верно?

От этого имени грудь Луизы заходила сильнее. Она тщетно старалась сдержать чувства.

– Разве причина так важна для Вашего Величества?

– Да, раз из-за нее я лишаюсь самой… преданной камеристки.

Луиза отвела взгляд, стараясь не показывать смущения. Обе понимали, о какой именно преданности идет речь.

– Прошу Ваше Величество простить меня, но решение мое не изменится.

– Вам следовало поговорить со мной прежде, когда еще было время. Я бы обсудила все с королем. И нашла бы выход.

Луиза не стала отвечать. Габриэль де Монтгомери – капитан королевской стражи, как прежде его отец. Монарх ни за что не станет неволить верного слугу. Слово королевы бессильно против мужской дружбы и рыцарской чести, которая их объединяет.

– Если от Монтгомери приходится отказаться, почему бы вам не выйти замуж за кого-нибудь из тех воздыхателей, которые бегают за вами как щенята?

Взгляд Луизы устремился на картину – единственный портрет в комнате, не относящийся к семейным. Леонардо да Винчи, никогда не расстававшийся с ней, привез ее из Италии, когда Франциск I пригласил его жить при своем дворе. После смерти короля Екатерина Медичи велела разместить ее в своих покоях – вероятно, из тоски по родным краям. На ней изображена дама с мягким взглядом, сложившая руки на талии. Джоконда. В ее легкой улыбке Луизе виделась ирония, и она ее разделяла.

– Все мужчины лжецы и трусы.

– Я не из тех, кто станет возражать вашим словам, – ответила королева.

Екатерина Медичи поднялась и обошла читальный столик. Открыла бонбоньерку муранского стекла, взяла бледно-розовое миндальное пирожное и съела его в два укуса. Эта привычка королевы нравилась Луизе больше другой, возникшей по вине ее посла в Португалии, который преподнес ей в подарок американский табак. Пах он, по мнению Луизы, дурнее навоза. Королева вытерла платком уголки рта.

– Отныне мое сердце ищет мира и покоя, – продолжила Луиза.

– Порой, Луиза, миром называют бегство. Посмотрите на моего мужа: он подписал «мир» с Испанией и так кичится, будто победил в той войне. И даже устраивает турнир, чтобы народ поверил в его сказки.

– Да, государыня, я хотела бы принести обет сразу после торжеств.

– Я подумаю над вашей просьбой.

Луиза облегченно улыбнулась и уже собиралась удалиться с реверансом, но Екатерина Медичи подняла ладонь.

– Я не закончила, Луиза.

Королева чуть склонилась и понизила голос:

– Но прежде я хочу поручить вам последнее задание.

Во рту у фрейлины пересохло. Ее преданности предстоит очередное испытание.

Клодина не ожидала пощечины.