– Мири, что с тобой? – испугался он. – Очнись!

Девушка вздрогнула, ожила. Формулы тут же прекратили свой бег и исчезли.

– Прости, я задумалась, – виновато сказала она. – Я иногда так глубоко думаю, что выпадаю из реальности.

– О чем же ты думала? – заинтересовался Даниель.

– Я думала над правильной формулировкой квантовой гравитации. Это одна из нерешенных задач вашей…, – она замолчала и, спохватившись, исправилась, – то есть, я хотела сказать, современной физики.

– Гравитация, значит. А обо мне ты не думала? – уязвлённо спросил Даниель.

– Я всегда думаю о тебе, Даниель. Я думаю двумя каналами одновременно. Я думаю о тебе на канале «чувств», а на другом канале, я называю его «научный», я думаю про гравитацию, делаю расчёты, решаю задачи. Такое строение моего мозга. Иногда «научному» каналу не хватает мощности, он занимает канал «чувств», мозг работает с перегрузкой, и чтобы не тратить энергию на внешние раздражители, я надолго выпадаю из реальности.

Она замолчала, посмотрела на него прозрачными глазами и тихо добавила:

– А когда я с тобой, то «научный» канал отключается совсем.

– Ты, наверное, вундеркинд? – спросил он, поражённый необычным рассказом.

– Наверное. Тебе не нравятся вундеркинды? – она с тревогой смотрела на него.

– Я сам когда-то был вундеркиндом, – успокаивающе сказал он.

– Ты расскажешь мне? – заинтересовалась девушка.

– Расскажу, но потом. Сейчас мы пойдём гулять, скоро приедет синьора Манчини.

Он повел девушку к одёжному шкафу.

– Идём, я выберу, что ты наденешь.

– Может быть, я сама? – нерешительно сказала Мирослава.

– Я хочу тебя одеть, а когда вернёмся, то раздеть, – настоял Даниель.

Он просмотрел её новые вещи, достал комплект белья, серые джинсы и светло-серый свитер.

– Раздевайся, Мири.

Раздевалась она непринужденно и свободно. У неё не было даже проблеска тех сексапильных движений, которые так любят изображать женщины.

«Легкая грация речной нимфы» – думал он, – наигрыши флейты и переливы арфы подошли бы ей. Кельтской арфы».

Тело её было безупречно, и он не мог оторвать от неё глаз.

– Таких красивых физиков не бывает.

– А поваров? – смеялась она

– Не знаю, я совсем не интересовался поварами. Да и физиками тоже.

По очереди сгибая ноги в коленях, он надел ей кружевное бельё. Подумал, что в своих простых белых трусиках она по-девичьи прелестна, а это белье делает её роскошной. Ему нравилась и та, и другая Мирослава. Потом он подал ей носки, надел джинсы и свитер.

«Я играю в куклы, – подумал он, – наверное, я сошёл с ума».

А Мирослава улыбалась ему и молчала.

– Ты красавица, ты знаешь об этом?

– Ты ко мне некритично относишься, но мне это нравится, – засияла она.

Даниель вспомнил про подарок, который он купил ей вчера и сходил за коробочкой.

– Мири, это тебе, – протянул он девушке маленький футляр.

– Мне? Вот эта коробочка? – удивилась она.

– Ну, открывай же, посмотри.

Она послушно открыла футляр и ахнула. На черной бархатной подушечке ярко вспыхнули изумрудами и белым золотом витые серьги.

Она рассматривала украшение, трогала серьги пальцем, любовалась.

– Это и вправду мне? – в голосе прозвенели слёзы.

– Ну не мне же. Вдевай их в уши.

Даниель удивился, почему Мири чуть не плачет. Все его девушки обожали подарки. Они резонно считали, что брильянты лучшие друзья девушек и подолгу стояли у ювелирных прилавков, рассматривая украшения.

– Помочь тебе? – предложил он.

– Не надо, я сама, – отказалась Мирослава, – дырочки давно заросли.

Она осторожно вынула одну серёжку и, прикусив губу, продела в мочку уха. Рядом с золотой дужкой сразу же появилась капелька крови. Пока он бегал в ванную за антисептиком, Мирослава уже продела вторую серёжку, а кровь исчезла. Она рассматривала себя в зеркало, убрав волосы за уши. Зелёные камни оттенили ручейные глаза, золотые подвески замечательно смотрелись в волосах цвета мёда.