– Если не авиалайнер, то самолет «Федерал экспресс»[14], набитый посылками.

Отец вытаращился на нее, покачал головой.

– «Федерал экспресс»!

Мать сошла нужным вмешаться:

– Мама хочет сказать, если судьба заготовила для нашего сына какую-то пакость, ему от нее не укрыться. Судьба есть судьба. Она его найдет.

– Может, самолет «Юнайтед парсел сервис»[15].

За тарелками дымящегося супа-пюре из цветной капусты и белой фасоли с эстрагоном мы решили, что оптимальный для меня вариант – провести завтрашний день точно так же, как любой нерабочий день, разве что проявлять во всем большую осторожность.

– С другой стороны, – указала бабушка Ровена, – именно осторожность может привести его к смерти.

– Что ты такое говоришь, Ровена? Как осторожность может привести к смерти? – удивился отец.

Бабушка отправила в рот ложку супа, чмокнула губами, чего никогда не делала до того, как ей не стукнуло семьдесят пять, зато потом чмокала часто и с удовольствием.

На полпути от семидесяти к восьмидесяти годам, она решила, что своим долголетием заработала право не отказывать себе в маленьких жизненных удовольствиях. Поэтому чмокала губами, шумно высмаркивалась (за столом – никогда) и после каждого блюда клала ложку и/или вилку на тарелку рабочим концом к краю, тогда как ее мать, знаток этикета, учила Ровену, что, поев, ложку и/или вилку нужно оставить на тарелке рукояткой к краю.

Ровена чмокнула губами вторично и объяснила, каким образом осторожность может быть опасной:

– Предположим, что Джимии нужно перейти улицу, но он опасается, что может угодить под автобус…

– Или под мусоровозку, – вставила мама. – Такие большие грузовики на наших узких улицах. Если откажут тормоза, что их остановит? Конечно же, они въедут прямо в дом.

– Автобус, мусоровозка, даже разогнавшийся катафалк, – покивала Ровена.

– А с какой стати катафалку разгоняться? – полюбопытствовал отец.

– Разогнавшийся или нет, он остается катафалком, – ответила бабушка. – Разве это не ирония судьбы – угодить под колеса катафалка? Видит бог, у жизни совсем не те шутки, какие показывают по телевизору.

– Шутки жизни телезрители не поймут, – заметила мама. – Их способность воспринимать истинную иронию напрочь убил сериал «Она написала убийство».

– То, что проходит на ти-ви за шутку, на самом деле огрехи сценария, – поддакнул отец.

– Куда больше мусоровозок я боюсь огромных бетономешалок, которые на ходу перемешивают бетон. Мне всегда кажется, что вращающийся кузов внезапно сорвется, покатится по улице и раздавит меня.

– Хорошо, – кивнула Ровена. – Значит, наш мальчик боится встречи с бетономешалкой.

– Не то чтобы боюсь, – поправил я бабушку, – остерегаюсь.

– Итак, он стоит на тротуаре, смотрит налево, потом направо, осторожничает, выжидает… и вот потому, что он стоит на тротуаре слишком долго, его сбивает падающий сейф.

Отец, как мог, сдерживался, чтобы не прервать столь интересные дебаты, но тут его терпение лопнуло.

– Падающий сейф? Откуда он мог упасть?

– Естественно, из окна высокого здания, – ответила бабушка.

– В Сноу-Виллидж нет высоких зданий, – запротестовал отец.

– Руди, дорогой, – подала голос мама, – ты забываешь про отель «Альпийский».

– В нем всего пять этажей.

– Сейф, пролетевший пять этажей, расплющит нашего мальчика, – настаивала бабушка. Потом добавила, повернувшись ко мне, сочувственным тоном: – Извини. Я тебя расстроила, дорогой?

– Отнюдь, бабушка.

– Боюсь, это чистая правда.

– Я знаю, бабушка.

– Он бы тебя расплющил.

– Безусловно, – согласился я.

– Это такое ужасное слово – расплющил!

– Да уж, наводит на размышления.

– Мне следовало подумать, прежде чем произносить его. Лучше бы я сказала, убил.